Альпинисты Северной Столицы  

ГЛАВА II

ПУЛКОВСКИЙ ПЕРЕВАЛ

13 сентября

Ночь была очень тяжелая. Несмотря на незначительную высоту, мороз был очень крепок. В особенности туго пришлось носильщикам, у которых не было палаток. И утром, пока не было солнца и кипятили чай, — все дрожали от холода. Часов в десять Цаг и Воробьев первые выбрались из выемки. Скоро они скрылись за первым же ледяным бугром.

Мы вышли гораздо позднее и вчетвером быстро зашагали назад по уже проторенному пути. Носильщики бегом едва поспевали за нами.

Мы шли теперь прямо по направлению к подножию «левого пика», чтобы по прямой линии подойти к подъему на перевал. Мы остановились, только пройдя «левый пик», непосредственно у начала крутого подъема к перевалу.

Здесь мы решили основать вторую временную базу и оставить на ней излишки провианта. Чтобы их легче было потом найти, на вершине большого копца из глины и камней мы водрузили аршинный кусок красного кумача. У подножья свалили запасы провианта. Одного носильщика послали вниз за дровами, собранными нами еще тогда, когда мы шли наверх. После этого он мог отправиться домой. Лоика же решили пока взять с собой, чтоб помочь нам втащить наше барахло по крутому ледяному скату.

Тем временем надвинулись снова облака, и наш подъем мы начали в тумане. Туман исчез только тогда, когда мы взошли на первую грань подъема. Это дало нам возможность еще раз внимательно изучить окрестность. Вчерашний ледник весь теперь был позади нас. Вернее, мы оставили его слева, и его черные зияющие трещины казались нам теперь длинными извилистыми черными полосками. Другой ледник, основной — ледник Ванч-дара, которым мы пришли сюда, наоборот, шел вниз к Аво-даре большой серой массой. А впереди перед ними снова шел подъем, правда значительно более пологий, чем до сих пор, но тем не менее подъем, который требовал достаточного напряжения сил и достаточного количества времени. Мало того, оказалось, он вовсе не вел прямо к перевалу. От вершины «левого пика» шла обычная отвесная стенка льда и снега, в самом перевальном пункте она упиралась волнистой ломаной линией в гряду обнаженных черных скал. Подняться к этим скалам было нельзя — ледяная стенка падала отвесно. За черными скалами стенка снова подымалась снежной полосой и шла к новой вершине, расположенной уже значительно правее. В свою очередь от этой второй вершины начинался новый снежный цирк, большим амфитеатром охватывавший все пространство вправо от нас. Сюда-то, вправо, и поворачивало теперь фирновое поле. Подъем шел ровно и наверху переходил в такую же ровную линию перевального снежного поля. С совершенной очевидностью было ясно, что именно сюда, направо, на запад, а не непосредственно на юг шел наш перевал. Но идти на запад — значило идти назад, вдоль реки Гармо, которой мы пришли от Пашимгара. На карте, составленной Беляевым в 1916 году, этот перевал направо совершенно не был показан. Карта сохраняла лишь указание, что тут, возможно, проходил второй Пулковский перевал. Но второй Пулковский перевал, так же, как и первый, должен был идти на юг, а не на запад. Наш же шел именно на запад, — прямо на юг пути не было.

Мы решили поворотить на запад и остановиться на ночь где-нибудь на камнях, около черных скал, подымавшихся с  правого склона фирна.

К нашему удивлению, мы снова встретили трещины. Они пересекали наше фирновое поле точно так же, как пересекали вчерашний ледник. Но их все же было меньше. И хотя опять пришлось связываться веревкой, к четырем часам мы уже добрались до правобережных камней, где решили обосноваться на ночь.

Лоик теперь начал проситься отпустить его, чтобы идти домой. Он, как и все таджики, не любил льдов и снега. И любо было смотреть, с какой быстротой и ловкостью он бегом отправился вниз, прыгая через трещины по снежному полю.

Тем временем мыс Бархашом решали, что делать дальше. Было только четыре часа с небольшим.

Мы решили использовать остаток дня, чтобы по возможности разведать западный перевал.

В четыре часа сорок минут мы уже вышли. Пошли без мешков, налегке, и через час с четвертью поднялись, не только к первой перевальной линии, но, пройдя оказавшийся за ней большой крутой подъем, вступили в верхний цирк и подошли вплотную к замыкавшей этот цирк зубчатой каменной гряде. На нее можно было легко подняться. Глубокий снег служил прекрасным упором для ног, каждый шаг оставлял выемки, по которым можно было подниматься, как по лестнице.

Через полчаса мы уже стояли на перевале.

Высота была четыре тысячи пятьсот метров, направление прямо на запад.

Вниз шел крутой бесснежный спуск по осыпи, покрытой мелкой зернистой галькой и песком. Глубоко внизу осыпь кончалась, и дальше шел большой ледник в направлении на север к основному леднику Гармо. С противоположной стороны подымались неизвестные снежные вершины, и с них спадал ряд других больших и малых ледников.

Несомненно это было ущелье, соседнее с Ванч-дарой, помеченное у Беляева под названием Мамбуни-дара. В основной ледник Гармо оно выходило прямо против нашей стоянки на Аво-даре. Заходившее солнце ярко освещало снежные вершины, играло на сверкающем льде боковых ледников. За ними подымались еще новые вершины — справа и слева, снежные и обнаженные, черные, скалистые и пологие. Ущелье Гармо тянулось сбоку большой темной расщелиной. Все это было очень красиво, но все это было известно или во всяком случае ничего не говорило о том, что нам хотелось знать.

Ледник Мамбуни-дара запирался закрытым цирком и перевала на юг не давал.

Разочарованные, мы устремили свои взоры на тот ледник, которым мы пришли. Крутой снежный подъем, по которому мы добрались до перевальной стенки, шел дальше влево от нас так же круто в южном направлении. Вверху он давал полуовал, от которого можно было подняться по выбору направо или налево к двум вершинам, — левая была как раз та, в которую упиралась волнистая линия, шедшая от «левого пика». Этот полуовал является, таким образом, новым  перевалом на юг.

Было уже шесть часов. В нашем распоряжении оставался едва ли один час времени. Продолжать подъем приходилось по крутому склону в глубокому снегу по колено. Но мы решили не отступать. И ровно через час мы взяли крутой подъем. А еще через двадцать минут поднялись на левую вершину.

Вид на ледник Мамбуни-дара  с перевального  пункта Ванч-дара.

Это была та самая вершина, которую мы видели снизу от нашей палатки, вправо от «левого пика». Южный перевал был взят.

Спуск вниз был крут, но нетруден. Он был, как подобает южному склону, бесснежным, покрытым мелким щебнем и песком. Ниже шли снег и льды, затем начинались снова бесснежные морены и камни, из-под которых в конце концов вырывалась река. Еще дальше внизу она шла уже среди альпийских лужаек и скал, пока не пропадала в большом каменистом ущелье. Наконец, совсем-совсем внизу каменистое ущелье упиралось перпендикулярно в другое, тянувшееся с запада на восток параллельно хребту, на котором мы стояли. За ущельем снова подымались высокие скалистые горы и  хребты.

Ущелье явно было долиной реки Ванча. Хребет, подымавшийся за ущельем, отделял ее от долины реки Язгулям, где мы тоже были в 1928 году. Речка, которая бежала внизу, была речкой Оби-мазар, показанной на карте Беляева. Путь на юг, таким образом, был открыт и вместе с ним открыт второй Пулковский перевал, который только предполагал Беляев. Теперь мы стояли на этом перевале.

С тем большим любопытством обратились мы к востоку.

Увы, тяжелые облака заволакивали эту часть горизонта. И того, что нам было всего нужнее — Гармо и его плеча, — мы опять не увидали.

Но и того, что мы видели, было достаточно. Ясно было, что этим путем мы могли попасть только на Ванч и никак не могли попасть к Гармо. К нашей цели наш перевал нас не приводил. Мы открыли путь только на юг.

Правда, это был новый путь на юг. Беляев шел в 1916 году нижним путем или первым Пулковским перевалом, об этом пути он только слышал. А между тем это был очень удобный путь. Вот почему мы с полным правом закрепили за ним название второго Пулковского, или Ванчского  перевала.

Пока мы занимались фотографированием, время шло, и только в семь часов пятьдесят пять минут мы повернули назад и бегом пустились вниз по фирну к нашей палатке. А через час мы были уже «дома». За ужином мы подвели итоги.

Собственно, нам нечего было больше делать. Можно было бы еще подняться на «левый пик». Но что это даст? Более точную карту хребта Академии? Но это задача Цага и Воробьева, которую они, конечно, выполнят.

И мы решили с утра идти скорее на базу в Аво-дару.

Это была, конечно, ошибка, — исследователь не должен оставлять непроверенными свои выводы никогда, если есть возможность еще раз их проверить. Но мы слишком надеялись на Цага и Воробьева. Свою же работу мы исполнили всю.

14 сентября

А утро на следующий день, как нарочно, было исключительно хорошим, чистым и ясным. И так манила  вершина «левого пика»... Но мы перерешать не хотели. Тогда же мы наметили в основном и дальнейшую программу работ. Так как мы южного плеча Гармо не нашли, единственным выходом, если, конечно, не идти через северное плечо, оставалось всем идти по открытому нами пути к Ванчу, по Ванчу  подняться  через   перевал Кашал-аяк к  леднику Федченко и оттуда опять подняться к хребту Академии по Бивачному леднику. Там нас должен был встретить доктор Пислегин. По Бивачному леднику мы смогли бы подойти опять к Гармо, но уже не с запада, а с востока. Мы подошли бы опять к тому же месту, где мы были седьмого сентября, и таким образом соединили бы наконец западную и восточную карты. Остаток времени можно было бы употребить на то, чтобы спуститься еще ниже к выходу ледника Федченко, повернуть у самого выхода снова на запад по леднику Малого   Танымаса и попытаться еще раз   выйти к северному цирку Гармо  и «Женичке», навстречу москвинской группе. Это было сложнее, чем план, который мы разработали раньше, но, видимо, приходилось с этим мириться. Разве что Воробьев и Цаг найдут путь к южному плечу.

Но все это были пока проекты; ведь мы только разведка, — окончательно будем решать потом.

Только одно уже было ясно, что к южному плечу хода нет. Так как один отряд во всяком случае пришлось бы пустить обходным путем по Пулковскому перевалу, мы решили оставить здесь у самого его подножья нашу палатку, чтобы не таскать ее туда и обратно, укрепив ее покрепче, положив в нее лишнее: пищу, одежду и снаряжение. И четырнадцатого рано утром мы отправились с Бархашом «домой».

На следующий день часам к пяти мы подошли уже к нашей базе на Аво-даре, к красному флагу на террасе.

На базе было тихо и мертво. Никто нас не встретил. Мы были первым вернувшимся отрядом.

Даже Садырбая и таджиков, оставленных на базе, мы не застали, — они ушли куда-то за дровами.

А когда они вернулись, то рассказали, что в наше отсутствие на базе были гости. В наше отсутствие к нам на базу заезжал географический отряд Макеева, того самого, которого я встретил в Гарме. Они ушли обратно только сегодня утром. С ними был и Вологдин, вернувшийся с Саграна; он тоже ушел с ними только сегодня утром.

Было очень досадно, что мы их не застали. Догонять их, конечно, было поздно.

И мы решили пока что ждать остальных, отдыхать и ничего не делать.