|
|
|
|
|
|
| Альпинисты Северной Столицы |
|
ХАН-ТЕНГРИАЛЬПИНИЗМ
И ЖЕНЩИНА Статья Косенко Альпинизм в царской России был
частным делом. Это было: развлечение,
рекордсменство, острая авантюра,
красивый риск, бешеный способ траты
вылезающих из карманов денег. Альпинизм не имел общественного
значения. Им занимались те, для которых
всегда готовы были толпы носильщиков. Дико было думать об участии женщины
в альпинизме. Ей позволялось быть только
матерью, покорной женой, робкой
работницей. На спине ее, изворачиваясь в
оборотах, капитал экономил миллионы.
Пьяный муж выплескивал ругательства и
вытряхивал из кулаков злобу. Ум был
скован цепью невежества
и бескультурья. Сейчас альпинизм — часть
социалистической стройки. Все трудящиеся
вовлечены в мощные взмахи строительства.
Женщина сейчас на передовых постах: на
заводе, в колхозе, у трактора, с молотом,
на кафедре, в ЦИКе. И горные ботинки одела
теперь женщина. Физически здоровая женщина может
быть незаменимым спутником в экспедиции.
Природная гибкость и подвижность при
известной тренировке делают из женщины
прекрасного альпиниста. Беседы у киргизок на санитарные темы,
борьба с чесоткой в юртах с помощью
вилькенсоновой мази, вскипяченный чай с
клюквой, помощь в изучении белого пятна и
разделенные с вами бодрость, труд и
опасность… — это мало? АЛЬПИНИЗМ
И ОБОРОНА Статья Н. Михайлова Топография гор Средней Азии имеет
особое значение — рядом граница. За
Памиром — английский империализм в
колонии: Индия. За Тянь-Шанем — тоже
империализм в полуколонии: Китай. Англичане не зря ведут активную
политику в Тибете и Синь-Цзяне. Эти
области рядом с Киргизией. Полковник
Шомберг не зря ездит с «научными»
экспедициями в пограничные с нами районы.
Ситроэн не зря организует автомобильный
пробег по Центральной Азии. Буржуазия
хорошо понимает, что над республиками
советской Азии реет знамя трудящихся
всего Востока. Войну надо ждать. Обороняться
придется. Поэтому никаких неисследованных
областей, никаких белых пятен по
соседству с границей быть не должно. В
этом особый смысл исследования массива
Хан-Тенгри, по середине которого проходит
китайская граница. В исследовании
массива Хан-Тенгри важную роль должен
сыграть альпинизм. Здесь альпинизм
работает на оборону. Вместе с тем путешествие в горах,
жизнь на леднике, подъем на высоты дадут
опыт для военных действий в горных
районах. Участники высокогорных
экспедиций в Среднюю Азию знают, что у них
уже сложилась сумма известных
специфических, для гор Азии навыков,
которые они проявят, когда сменят ледоруб
на винтовку для защиты
социализма. ХРОНИКА Выполнение договора
социалистического соревнования с
экспедиционной группой Суходольского,
ищущей подступов к белому пятну массива
Хан-Тенгри со стороны озера на леднике
Иныльчек, находится в следующем
состоянии: 1. Показатели Нахождение перевала в хребте Сары-Джасын-Тау,
форсирование хребта и проникновение на
белое пятно. Пока еще не выполнено, но завтра
пройдем на белое пятно во что бы то ни
стало. 2. Общественная работа в
пути а) Успешно
оказывалась медицинско-санитарная
помощь на кочевьях. б) Проводились ежедневные
беседы на кочевьях на общественно-политические
темы. в) Проведены занятия с
пограничниками на тему о значении
научного исследования горных районов
Средней Азии. г) Агрономическая и
зоотехническая помощь киргизам, — не
могли оказать за отсутствием
специалистов. д) Распространение литературы на
кочевьях. Не сделано. 3. Организация и снаряжение
экспедиции Минусы: нет вспомогательных
работников. Нет примуса. Нет
непромокаемых спальных мешков. Мало
провианта. Забыли запасные очки-консервы.
Скверное альпийское снаряжение
(ледорубы, особенно кошки). Плюсы: удачный подбор провианта.
Хорошие проводники. Теплое белье.
Основное: исключительная спаянность
группы. 4. Научная работа Регулярно ведем метеорологические
наблюдения (температура несколько раз в
сутки, максимальная и минимальная,
средняя суточная. Сила и направление
ветра. Температура воды. Облачность.
Давление воздуха). Ведем геологическую
работу. Съемка перевала через хребет Сары-Джасын-Тау
и ледника Северный Иныльчек. Пока не
выполнено. Произвели фотографирование ледника
Мушкетова и зарисовку. На леднике Мушкетова сооружен при
повороте на перевал сигнальный знак. Определили анероидом угол падения
ледника Мушкетова. Составить описание перевала через
хребет Сары-Джасын-Тау и ледника Северный
Иныльчек. Пока не выполнено. Определение скорости движения
ледников Мушкетова и Северный Иныльчек.
Выполнено не полностью. Изучение сердечных явлений при
горной болезни. Не выполнено за
отсутствием таковой. 5. Выпуск стенной газеты на льдах Выполнено. Утро ясное.
Сегодня перевал
необходимо перейти. Берем с собой на
четыре дня провизии, палатку, три
спальных мешка на четверых. Четвертый
мешок у нас потерян — свалился в трещину. Вчерашний снегопад занес следы.
Приходится прокладывать их снова. Опять
игра с сетью трещин. Опять по колена снег.
Снова шесть часов мучительного подъема
при ярком солнце. Перед самым перевалом путь особенно
тяжел. Снег почти по пояс, склон
невероятно крут. В четыре часа вечера,
изнемогая от усталости, мы сбросили с
плеч рюкзаки у подножья ледяной стены. Мы ждали, что стена отвесна, мы шли на
это. Но нас обескуражило другое: между
ледяной стеной и снежным склоном лежит
трещина. Перейти двухметровую щель под
отвесным валом невозможно. Мы принуждены
бы были отступить, если бы в одном месте
снежный наст не подходил к стене вплотную,
образуя над трещиной неширокий мостик.
Под мостиком зияла бездна, но мостик
держался прочно. Отсюда нужно было завтра
начинать подъем. Сегодня есть еще время подготовить
ступеньки наверх. Мы с Косенко занялись
устройством лагеря, Гусев приступил к
рубке ступенек. Рыжов его охраняет. Труднее всего самое начало — стена
выпуклая. Ступеньки приходится рубить
особенные — лодочкой, чтобы можно было за
них цепляться пальцами. Сталь ударяет о
лед. Осколки льда летят как брызги. Рыжов
стоит внизу под острым ледяным дождем и
терпит. Он привязал себя к веревке и
озабочен лишь одним — правильно упасть,
когда потребуется. Если Гусев сорвется со
стены и ухнет в трещину, Рыжов обязан
моментально прыгать под откос и своим
весом остановить падение. Если же Гусев
слетит не в трещину, а под откос, — Рыжов
сам должен прыгнуть в трещину. Лагерь готов: под ледяной скалой, в
снежном склоне ледорубами вырыта ниша и
покрыта полотнищем палатки. Место
выбрали по возможности безопасное —
отсюда недавно скатилась лавина. Перед входом в берлогу — округой
обрыв в два километра. Возле палатки
упала рукавица и укатилась в
самый низ. Высота — это не только сердцебиение
и недостаток кислорода. Это — немного
самодовольство, немного жуть, это
ответственность каждого жеста: земля
круто стоит боком, зевать нельзя. Гусев сечет ступеньки одну
за другой и лезет вверх. Он как будто
прилип к скользкой отвесной стене. Сзади
него пунктиром остается лестница. Мы
внизу чувствуем себя нелепо. Помочь ему
нечем, а сменить нет смысла — лучше его
лестницу не вырубишь. Скоро и Рыжов остается без дела:
Гусев поднялся уже на всю длину веревки, и
веревка уползла наверх. Это значит — Тогда мы решили приготовить для
Гусева премию — кружку горячего чая.
Горячий чай на таких высотах — редкость.
Под покровом палатки над банкой сухого
спирта сооружен таганчик. Кружка
наполнена снегом. Огонь слабый, снег тает
медленно. Когда же наконец растаивает —
воды оказывается на донышке. Приходится
снова в кружку запихивать снег. Без конца. Гусев скрылся из вида. Выпуклость
стены мешает его видеть. Ледоруб стучит.
Мимо нас проносятся осколки льда. Вдруг ледяной дождь перестал.
Наверху ни звука. Молчим и ждем. Спиртовка чуть шумит
— за два часа нагрели воды почти полную
кружку. Уже темнеет. Все внизу в облаках.
Мы выше неба. Мороз. Вдруг по всему ущелью крик: «Перевал! Эге-ей! Перевал!» Кричал
где-то наверху Гусев. Рыжов поет: «Без кого б застряли На этом перевале? Застряли бы без Вали...» От счастья он приплясывает
и нечаянно, опрокидывает кружку с чаем в
снег... Ночь опускается сразу. Мороз все
крепчает. Укладываемся. Нам с Рыжовым
забота — залезть двоим в один мешок.
Сначала лезу я. Затем штопором влезает он.
Впихнул себя по пояс — дальше места нет.
Мне невозможно шевельнуться, но тепло.
Рыжову просторно, но он дрожит всем телом. В берлоге тесно. Ноги и головы в
снегу. За ночь снег подтаивает под нами. Я проснулся ночью от толчков.
Снаружи выл ветер. Над нами что-то шуршало.
Рыжов ежеминутно тряс над головой руками. —
Чего
руками машешь? Спать нельзя. —
Стряхиваю
лавину. Помогай. Нашел местечко для
палатки! Эх, ты, профессор!.. Ш-ш-ш... и холодное полотнище грузно
придавливает нас. Сверху, с ледяной скалы
сыпятся на палатку потоки снега и
засыпают нас. Мы упираемся руками в потолок,
приподнимаем его, и снег соскальзывает
дальше под откос. «Сейчас вот рухнет сразу глыба и...» Ш-ш-ш... новая порция. — А ну, Илья, еще... Боролись с лавинами всю
ночь. Засыпать себя не дали. На утро из
палатки едва вылезли — за ночь намело
вокруг громадные сугробы. Если бы спал Илья —
лежать бы нам под снегом... Начинаем подъем на перевал, на почти
отвесную ледяную стену высотой с
двадцатиэтажный дом. У нас на четверых две пары кошек.
Поэтому на подъем уходит весь день.
Первыми на перевал взошли Гусев и Косенко.
У них — кошки. Снизу казалось, что мухи
ползли по стене. Мы внизу с Рыжовым заламывали головы.
Так, затаив дыхание, из передних рядов
смотрят на акробатов, проделывающих
смертельные номера под самым куполом
цирка. С той только разницей, что внизу не
сетка, а черная бездонная трещина. Подтаскивали с Рыжовым к лестнице от
лагеря рюкзаки. Эта черная работа не
легче, чем подъем сто стене. Снега много,
воздуха мало. Мы тонули, задыхались и
проклинали пудовые мешки. Конец веревки
соскользнул вниз. Перила готовы. Я
подошел к стене. Взялся за веревку,
подтянулся и стал ногой на первую
ступеньку. Зацепился
вверху острием ледоруба. Пополз вверх,
прильнув к стене всем телом. Ступень за
ступенью. Поднялся над выпуклостью.
Оглянулся. Вверху — гладкая ледяная стена
уходит в небо. Внизу — ее подножья не
видно. Обрыв. Глубина. Носок вдруг выскочил из ледяной ямки.
Тупые гвозди на подметках служат плохо...
Повис на веревке. Гусев выдержал. Пошарил
ногами по стене, отыскал ступеньку.
Оперся. Полез дальше. Двести ступенек. Вспомнить страшно, но там это были
простые минуты. Думали не о жизни, висящей
на пальцах. Злил кусочек льда, запавший в
воротник, хотелось пить... Ко всему привыкнешь — к зиме летом, к
погребу на чердаке, к стране без людей.
Борьба за жизнь стала привычным бытом, мы
запросто превратились в маленьких
Колумбов. От верхней площадки лестницы
десятка два шагов по неверному крутому
снежнику — и, наконец, перевал. Перевал в неисследованную землю! С
бою взята страшная ледяная стена, — и
белое пятно сейчас нам сдастся. Гордость и ликование овладевают
нами. Спуститься вниз, — и карта
Киргизской республики увеличится на
четыре сотни квадратных километров. —
Строгая
архитектоника, — сказал
Гусев. —
Пульс
сто тридцать, — отметила Косенко. —
Минимум
четыреста строк, — прикинул Рыжов. —
Замечательные
сланцы, — заключил я. Анероид показал Давление Перевал назвали именем «Пролетарской
печати». Было уже поздно. Спешили. Стали
искать спуск. За перевалом висела в воздухе далеко
выдающаяся вперед каменная глыба. За нею
шел вниз в голой скале 18-метровый камин,
выводящий к ледяному склону. Скала
составлена из выщербленных сланцев и
похожа на окаменевшую поленницу. При
известной ловкости и уменье карабкаться
по ней по-видимому можно спуститься.
Впрочем, выбора не было. Я пошел
попробовать. Сначала поперек скалы по узкому
карнизу. Подошвы едва помещаются на
неровных выступах. Отвесный камин. Теперь вниз. Выветрившиеся сланцевые скалы
всегда дают достаточно опоры для рук и
ног. Всегда найдется какой-нибудь
уступчик. Но верить им нельзя.
Разрушенные сланцы от скалы отваливаются
и с грохотом летят вниз. Скала шелушится. Нужно осторожно проверять каждый
уступ прежде чем на него опереться. Все,
что непрочно сидит, лучше спихнуть вниз
самому: не обманутся другие. Камни градом
полетели в пропасть. В полчаса я скалу
прошел. Узенький балкончик над ледяным
скатом. — Спускайте вещи! На веревке со скалы мне спускали
мешки. Вслед за мешками летели
камни. Я прятался в расщелинах скалы,
выползал из-под навеса отвязывать
веревку и скрывался снова от каменного
ливня. Сошлись на нижней кромке скал.
Полустоим, полувисим. Цепляемся за камни
и руками и ногами. Впереди — падающий на
километр вниз сначала ледяной крутой,
затем пологий снежный склон. Метрах в
двухстах от нас поперек ледяного склона
— черная щель трещины. Сзади нависшие
скалы. Время от времени от них отваливаются
камни и с шумом проносятся вниз. Прислушиваемся. При малейшем шуме,
как страусы, прячем головы в расщелине. Наша позиция опасна. Начинается
предвечернее ненастье. На скалах виснут
облака, порывы ветра налетают чаще. Чаще
каменный дождь проносится над нами. Задача трудная. Мы с Рыжовым без
кошек. Лед. Скользкий скат. Внизу
осклабилась трещина. Четыре тяжелых
рюкзака. Сверху один за другим летят на
нас обломки скал. Уже поздно. Ждем снега.
Веревкой делу не помочь — коротка. Их
потребовалось бы, по меньшей мере, семь,
чтобы дойти до снега. Размышляем, а время уходит. Перевал
скрылся в туче. Мелькают снежинки. Мороз.
Ветер. Надо действовать. Прежде всего,
необходимо обследовать трещину. Может
быть, там есть какой-нибудь мостик. Партия на кошках уходит, оставив
свои рюкзаки на наше попечение. У двоих
кошки на ногах, у двоих — на сердце. Гусев и Косенко идут вниз, согнув
колени, изо всех сил вонзая кошки в лед.
Каждое мгновение зубец кустарных кошек
может подвернуться. Под крутым и
скользким окатом во всю длину лежит
трещина, как черный пояс. Лежит и будто
ждет. Кошки вонзаются в лед, скрипят,
звенят. Фирновый лед хорошо их держит.
Глядим — силуэты уже на том краю
щели. Знать отыскали мост. Но как к нему спуститься нам с
Рыжовым? На рубку лестницы нет времени. Да
с мешками за спиной все равно не
удержаться на откосе. Ждем совета снизу — внизу молчат. Замерзли руки. В карман нельзя их
спрятать: держимся за скалы. Идет снег. Мимо нас проносятся камни. Сначала
гремят по скалам, затем перескакивают на
ледяной откос. Мчатся по откосу
гигантскими скачками, как мячи, далеко за
трещиной зарываются в снег. Стой! Мысль! Рискованно, но лучше не
придумаешь. Пустить рюкзаки
самоходом! Трещина? Перескакивают
же камни! Кричим о нашем открытии вниз. Те
просят на пробу бросить камешек побольше.
Мы отворотили глыбу и толкнули вниз. Она
пошла скакать, скакать и трещину
перемахнула. Нам с Рыжовым за сегодняшний день
рюкзаки осточертели. Любой ценой готовы
мы от них отделаться. А тут такой удобный
способ. Снизу нам не отвечают, видно взять
ответственность за эту авантюру не хотят... Но нам довольно и молчания. Сейчас
пустим. Чем пожертвовать? Упадут в
трещину спальные мешки — холод. Потеряем
провизию — голод. Решил момент: продрогшим на морозном
ветре, нам самой дорогой вещью на земле
казались теперь ватные, теплые спальные
мешки... Была не была. Скакать пошла
провизия. Сначала медленно рюкзак
скользил по скату. Потом подпрыгнул,
потом пошел скачками... Рюкзак скакал и глупо взмахивал
ремнями, как руками всплескивал. Большим
прыжком перелетел он через трещину и где-то
далеко утонул в снегу. Затея удалась! Мы
наверху в восторге. От холода слезы текут
у нас из глаз, а на душе — веселье. Теперь уже нам кричат: — Давай еще! Перескакнул! Толкнули вниз второй рюкзак.
Запрыгал, взмахнув лямками. Перелетел
пропасть, зарылся в снег. Два оставшихся рюкзака палаткой
связали в один узел и пустили. Тюк понесся
вниз. — Прошел! Три точки чернели на снежном поле. Мы
едва различали их в наступавшей
темноте. Теперь очередь за нами. Кто-то
снизу крикнул: — Чем вы не мешки? Валяйте! Однако этот способ мы отвергли.
Отделавшись от тюков, мы с Рыжовым
воспрянули духом. В стороне из-под льда торчали камни.
Ползком по ним можно немного подвинуться
вниз. Мы зацепили веревку за острый
выступ и, держась за разные концы,
поползли вниз. Потом продернули веревку и
зацепили снова. Еще спустились. Оба в
кровь разбили руки на острых оледенелых
сланцах. Камни кончились. Дальше до самой
трещины крутой голый лед. Ботинки наши
так и норовят сорваться. Тут пришел на
помощь Гусев. Он поднялся к нам, вырубив
несколько площадок метров в двадцати
одна от другой. На верхней площадке он
укреплял веревку, а мы ползли по ней на
нижнюю, сначала один, потом другой. Ползли,
прижавшись ко льду всем телом, чтобы
затормозить скольжение. Самым трудным было продержаться на
площадке, пока Гусев оборудует следующий
этап. Мы лежали на скользком, будто маслом
натертом, склоне, зацепившись ледорубом
за ступеньку, распластавшись во весь рост
и затаив дыхание. Так прошли мы весь ледяной склон —
то ползли, то замирали. Почти совсем
стемнело, когда трещина осталась позади.
Начался снежный склон. Теперь скорее вниз! Перевал взят, мы
прорвались в «Белее пятно»! Скорее выйти из-под
каменных лавин и разбить палатку на ночь... «Белое пятно»
представляется нам сейчас действительно
белым пятном. Кругом белая пустая муть —
снег внизу, снег в воздухе, снеговые тучи
вверху. Глубокая долина покрыта серым
мраком. Ни ледника, ни гор не видно. Не
видно и озера. Где мы? Цепью на веревке идем вниз. Снег по
колена. Темнота. Сильный мороз и ветер. Трещина. Перешли. Дальше. Стоп! Впереди пропасть. Чуть не
скатились. Обрыв и черная пустота. Идти
некуда. Лагерь здесь. Глубокий снег, нет
камней. Обойдемся без них. Двоим уминать
снег, двоим ставить палатку. Два ледоруба
— шесты. Два других — вместо колышек по
углам. На другие углы — кошки, зарытые в
снег. Палатка стоит. Внутрь! | ||||
|
