Альпинисты Северной столицы. Пик Ленина. Памяти Ястребова Семена Николаевича.

1 день. Рано утром звонок из Оша: «Мы здесь. Тебя не хватает – шестнадцатый1/ ты и Ленина пик». «Завтра звоните…». Побежал на работу – отпуск нужен. Добро получил и домой собираться. Жена и дочки в шоке чуть-чуть, но рюкзак помогли собирать.

2 день. Утром из Оша ни кто не звонил, но меня было уже не остановить.

Самый быстрый путь – это лететь в Ош, но за Ошем в Алайской долине – пограничная зона, а пропуска нет. Значит надо добираться через Душанбе – Джиргиталь, а затем на восток километров сто и через перевал – в нашу Алайку. Там простор, вершины-гиганты в вечных снегах, под ними зелень альпийских лугов. Это – главное пастбище Средней Азии, где пасутся бесчисленные стада баранов и яков.

Но это потом, а сейчас – Пулково, народу – тьма, с трудом достаю билет, но только до Москвы в Шереметьево.

3 день. Рано утром добирался в Домодедово. Народу еще больше, билетов нет, провел в суете весь день, переспал ночь на полу, подстелив каремат и пуховый спальный мешок. После мытарств, толчеи и бессонной ночи накануне – прекрасный отдых, просто блаженство, тем более, что кассирша любезно обещала утром билет.

4 день. В кассе билет получил. Ура, вылетаю в Душанбе! База «Варзоба». Милые, знакомые лица: Сережа – радист, Коля – врач, альпинист, начспас всех таджиков. Руф Иванов появился – гордость ленинградского спорта. В Душанбе жара, сорок градусов в тени! К вечеру появился Машков, легенда, врач-альпинист, после инфаркта снова пошел в горы. Пора спать, завтра трудный, ответственный день.

5 день. Повезло – с первым рейсом в воздух поднялся на АН-2.

Трясучка жуткая. Полтора часа и вот Джиргиталь ,

а там еще повезло, пилот, взял до Ляхша. Дальше было четыре машины, включая мотоцикл ИЖ и колесный трактор. Ночевка в киргизской хижине, зеленый чай, кумыс, суп-харчо, лангман и лепешки.

6 день. Весь день шел пешком, сначала по асфальту, потом по серпантинам дорог – к перевалу в Алайку с рюкзаком под палящим солнцем, весь в поту, со свинцовыми ногами и мурашками в икрах. На исходе суток машина доставила, на Луковую поляну ,

под пиком Ленина – три семьсот и… тишина. Недалеко горит огонь, и стоят палатки. Подошел, спросил: «Здравствуйте, а где Пулинец»?. «На горе. Сегодня рано утром ушел». Прямо на гору без подготовки, без промежуточных лагерей. Ну, лихой парень! Он-то ничего, а молодые ребята? Как бы чего не случилось... «Связь с ними когда»? «Завтра в десять утра». «Ладно, до завтра!». Поесть бы, напиться, но в палатках все перемешано: трикони, сахар, крючья, мука, свечи, бензин и печенье. А примусы в хлам превратились: из трех примусов собрал только один и тот еле дышит. Чай вскипятил, печенье, варенье, сухарь, банка шпрот и стаканчик вина красного, очень сухого – это эликсир, когда усталость предельна. Выпил, и спать до утра.

Завтра день подготовки. Надо кошки найти, заточить и приладить. Рюкзак к порядку призвать – наладить, заштопать, лямки подогнать. Каждый грамм отмерить, ничего не забыть, ничего не прибавить. Лишний грамм – как килограмм! Ведь бой предстоит такой необычный – догнать группу, которая будет третий день на маршруте, да еще на каком!

7 день. На следующее утро, в десять утра радиосвязь с группой: «Буревестник-один, Буревестник-один, я – база, я прибыл, привет вам от Питера и низкий поклон от родных».

А в ответ: «Зачем ты явился? Мы тебя не ждем, ты нам не нужен. Связь кончаю»... Что это? Ошибка? А тот звонок в Ленинград – провокация? Меня как будто ударило током. В голове потемнело, в душе – пустота. Но это продолжалось одно мгновенье. Потом я отошел, стал думать, что делать, как быть? Мне уже пришлось один раз отступать с пика Ленина. Что же, еще раз отступать? Нет! Хоть в одиночку, но вершина будет моя! Пусть Федерация осудит, званий, регалий лишит. Сомнения прочь. Я должен, обязан быть предельно спокойным, и на сто процентов быть уверен в Победе.

Решение принято! Теперь все силы – на самоутверждение! Все собрать, рюкзак подготовить, все продумать, ничего не забыть. Каремат по стенкам, он защитит от ударов все, что есть в рюкзаке. Далее: кошки, рация немного еды; пуховка, жилетка, пуховые брюки-штаны – по гималайски. Весь пух по мешочкам – удобно и места не занимает. Ледобуры три штуки, репшнур и обвязка, запасные носки и пай-паки – носки до колен мягкие, тонкие, из козьего пуха. Лыжная шапка. Аптека впервые только для себя совсем без веса: бинт, валидол и сердечные капли, пластырь, зеленка и мумие, пирроксан – отменная штука, он в НЗ космонавта, подводника, разрешен даже на первенствах мира. Когда ты на пределе физических и духовных сил, прими две таблетки – и все будет хорошо! Палатка «мини», веревка, «Шмель», бензин, кастрюлька, ложка и кружка. Одеться так, чтобы было не жарко и не холодно. Все, как всегда, и лыжные палки. В гору на них опираешься, а с горы – просто летишь.

Навел порядок в палатке, послушал эфир. Первая группа – пять сто, отлично идут мужики! За день прошли ледник, затем еще взяли девятьсот метров крутого подъема. Вторая группа идет медленнее: только выходит с четырех тысяч двести. Парни мои идут в первой группе. Диспозиция сил понятна. Бой будет завтра, сейчас отдыхать, отъедаться и спать.

Но тут сверху пришел больной с флюсом. «Слушай, Сережа, давно развезло?». «Вторые сутки, а доктор в бумагу вписал: Пулинец убедил». Пришлось оперировать в трудных условиях, но успех минимальный – Сереже надо срочно домой.

8 день (17 августа). Теперь – за другие дела – рюкзак собирать и вперед за мечтой! Страсти в эфире полегче: Доктор прет на ледник! По радио сказал: «Жертв не надо, обойдусь без вас! Связь кончаю. Я полез на гору». Кинул на спину рюкзак и в путь, в неизвестность. Погода нужна позарез! Весь собран, спокоен. Знанья, опыт и навык – все собрано в могучий порыв Сердца и Мысли. Счет побежал на часы, минуты и метры. Осталось немного три километра и четыреста метров до цели, до которой шел двадцать четыре года.

Восемь тридцать и в путь... Что за гора? Не гора, а бульвар. Тропа широка и умята миллионами ног

– русских, французов, японцев, китайцев и всяких и прочих иных иностранцев. Луг альпийский, но беднее, чем на Кавказе и Тянь-Шане, где трава до колен и выше. Но зато здесь – поляны легендарных эдельвейсов , гектары!

– громада отвесов и стен с террасами снега и вечного льда Дальше побежал, полетел, как на крыльях к мечте. Вот и глубокий рантклюфт, и стена морены. Забрался, дошел, и на перекуре впился глазами в узоры вечного снега и льда.

летчика, который умудрился посадить самолет на такой высоте. От вершины плечо километра четыре, затем небольшой провал, а далее взлет метров двести до вершины Раздельной. За ней пик Феликса Дзержинского. Спуск с Раздельной прямо на нас: небольшое плечо и скальный отвес. Путь на вершину – там за скальным отвесом от морены на высоте четыре тысячи двести, где расположен лагерь один, круто вверх по снежно-ледовым склонам. Трещины проходятся без веревок. Далее траверс направо наверх и выход на плато – пять сто, там второй лагерь. По плато направо под скальный отвес и подъем по морене – пять триста, где лагерь три. Затем прямо крутой подъем по разрушенным скалам, большой сыпухе и снежному склону – в лагерь четыре на плече под Раздельной, высота пять семьсот. А дальше по гребню – на вершину Раздельную и сразу в провал, где высота шесть тысяч с небольшим. Оттуда, не очень крутой взлет и тягун с выходом на ровное место, пятый лагерь – шесть тысяч и четыреста метров, из которого ходят на штурм.

Надо бы послушать эфир, как там наверху? Похоже, что не все ладно. Вторая группа уже впереди – идет с ночевки пять триста до Раздельной, возможно, и дальше, прямо в провал за Раздельной. Первая группа распалась, идут в розницу, поодиночке. Мне сообщили: «Слушай, старик, Семен вниз рванул – на ледник, на встречу с тобою». Сенька – родная душа, но хватит курить, надо поработать и подняться повыше – до лагеря под Раздельной, то есть набрать без малого два километра! Кинул на спину рюкзак и вперед на ледник. Где же Семен дорогой? Вон точка маячит на снежном безмолвии. Сенька бежит, запыхался и взмок. Не парень – орел и боец! Не встреча, а праздник – победа будет за нами.

Время не ждет – надо ускоряться. Подходим к морене, первый лагерь. Много народу, немцы отдыхают, их женщины загорают. Прекрасно идем – двенадцати нет, а лагерь один уже побежден! Легкий завтрак, а главное больше горячего чая. Время связи, спрашиваю по эфиру: «Первая группа, что делаете?». «Идем отлично, скоро выходим на осыпь. Сами вы где? Там, внизу у подошвы еще?». «Да. Выходим сейчас. Где последний из группы?». «Внизу, далеко – в часе ходьбы от меня». «Что ж ты делаешь?! Будет ЧП. А где Пулинец»? «Пулинец – молодец уже далеко впереди. А ты – мне не указчик. Я в маршрутном листе оформил руководство!». «Что за руководство? Ты не лидер, а круглый болван», болван возмутился я. Тот последний зеленый еще, он ведь к сказке идет, за мечтой, надо богу молиться за того чудака и фанатика гор, чтоб ему повезло. Это был Олег Ермолаев.

И снова вперед! Надо сегодня еще набрать высоты в полтора километра! Немец один, из той самой немецкой толпы, пристроился к нам, сел нам на пятки. Крутизна нарастает, кошки одели и прямо к вершине. Солнце печет. Снег и лед вперемешку. Трещины обходим. Пот соленый разъедает глаза, уши и губы горят, полыхают. Губы надо или все время лизать, или наоборот держать сухими. А крутизна подъема возрастает, вершина кажется совсем рядом. Вдруг перед нами ледяная стена метров двадцать! Надо связаться? Ледобуры достать? Передние зубья взглянуть? Но все оказалось проще: ледяная преграда идется легко, зигзагом по полкам, над трещеной по ее краю и стена позади. Склон надломился. Тропинка уходит правей и выходит на поле, лагерь два (5100, 17 часов). Высота не давит, самочувствие отличное. Наш друг иностранец слегка приотстал. Небольшой перекур. Лед растопили. Вода закипает – чай заварили. Не чай, а напиток богов. «Сенька, друг дорогой, в дорогу пора!».Время не ждет. Тень от гигантской горы прямо на нас наезжает. Слева по ходу стена. Она крута и жутковата. Но главное – нет следов лавин, значит не опасно! По склону прямо с вершины, два француза съехали на лыжах. А мы, что же хуже французов? Вспомним «Нормандию-Неман» и в дорогу – к мечте! Прямо по ходу вершина Раздельной .

Правей от нее – плечо метров пятьсот и скальный отвес

– рыжие, рыхлые, старые скалы, но кажутся теплыми и притягательными. Хорошо бы погреться, тень от горы настигает. Сигарету курнул и дальше пошел до горы. Тридцать минут – ничего, но дальше – морена с шершавой гнетущей, дурной щебенкой. Здесь главное – не зевать, не оступиться, не упасть, может соскоблить, как на наждаке. Наконец выход на гребень морены – в лагерь три, пять триста.

Посидели немного, дружненько встали и дальше пошли, а вернее поползли. Началась сыпуха. Насколько хорошо по ней спускаться, настолько же трудно подниматься. «Сенька, дружок, сколько осталось идти? Давай-ка запросим эфир». «Буревестник-один», «Буревестник-один». Мы где-то тут на подходе, по сыпухе ползем...». «Отлично, ребята, идете. Надеемся дождаться вас сегодня – наша палатка стоит прямо в конце сыпухи – у подошвы Раздельной». «Где последний из группы (Ермолаев) – тот дорогой разгильдяй»? «Он в палатку явился минут тридцать назад. Упал бездыханный, но пульс и дыхание есть. Все, думаю, будет о кей!». «А где командор Пулинец?». «Он дальше давненько ушел и встал за Раздельной, в провале шесть сто, за углом». Полезли дальше, пыль глотаем, темнота подпирает, конца не видно, мозги не варят, стонут: «Помогите, иначе отключимся навсегда!». Чем же помочь? Мысли о доме, о жене! И вот результат: с легкостью пошел дальше. Вот и награда за каторжный труд – сдохла сыпуха, исчезла в темноте. Снег под вибрамом скрипит, можно себя наградить, сесть на рюкзак отдохнуть и в небо ночное взглянуть. Слегка отошли и дальше пошли в Неизвестность, но теперь уже снежной доской. «Сеня, куда ты пропал?». «Все нормально, я здесь. Кто-то движется к нам...». «Володька , это ты старина?

Сколько еще до палатки идти?». «Док, ты жив, разгильдяй?! До палатки чуть-чуть, метров двести не больше. Веревка подъема не очень крутого, а дальше – по горизонту». Кошки впиваются в фирн, лямки впиваются в плечи, меж лопаток свинцовая боль, в пальцах мурашки. Зачем этот тип, то есть Володька Иноземцев, явился? Эх, Володька, лучше б в палатке сидел... Опомнился вдруг: «Дай-ка рюкзак, старина». Честно надо сказать: легкий рюкзак – это отлично, нет рюкзака – это сказка! Ну, вот, наконец, до палатки дошел и рухнул в нее. Полежал две минутки, взглянул на часы: час ночи уже. (лагерь 4, 5.700 м, на плече под Раздельной). Это отлично, рекорд! Еще бы чаю! Ровно полкружки хлебнул – отошел.

Я решил выяснить обстановку: «А где же Андрей »?

«Ушел с Пулей до горы – ответил Владимир». «Странные вещи ты творишь, Володя. А водицы испить не найдется еще?». «Нет, сам желаешь – сам и дерзай». «Владимир, опомнись, что с тобой?». «Все нормально, отстань»! В палатке воцарилась тоскливая тишина. Подумалось: у них устали, замерзли души, да еще мышцы болят, в результате все слегка озверели! Подумал и приказал себе: сам не кисни и встань. Молча, скрипя зубами, взял примус и начал возиться. Перемазался весь. Результат нулевой. Все загажено, клапан пробит, поршень не качает, жиклер забит зверским нагаром. Мораль: нельзя пускать примус по рукам. Наконец появилось жалкое, хилое пламя, голубой огонек еле-еле, но строптивые души согрел: началась суета, все понемногу ожили. «Ребята, мои дорогие, вздрогнем слегка по граммуле. Капля спирта – очень кстати сейчас...». «А помнишь, старик, склоны, ветра Коммунизма»? И понеслось – вспоминали всё подряд. Пили, ели: чай, печенье, варенье, затем колбаса, разговоры, снова еда. …Души оттаяли.

«Завтра, ребята, идем до упора. Надо достичь, минимум 6400 метров. Там есть отличные площадки». «Давайте завтра рванем до вершины при свете Куинджи!» Это уж слишком. Значит, пора спать. До утра. Подвожу итоги: за сутки, вернее за шестнадцать с половиной часов, прошел то, что ребята преодолели за три ходовых дня. Это случилось на седьмые сутки после отъезда из Питера. Теперь можно спокойно уснуть.

9 день (18 августа). Второй день восхождения, солнце встало, от тепла всех разморило, лень расползлась, снова клонит ко сну. Но вот кто-то первый – из спальника скок – наружу, на солнце, на свет. Кругом красота, блаженство. На вершине Раздельной появились альпинисты из Томска. Мы разожгли примус, приготовили чай все готово к приему гостей. Но томичи прошли уныло, в затылок, не останавливаясь. На приветствие «С горой поздравляем, салют!» – не ответили. Видно наелись по горло горой. Нам пора в путь – Раздельная ждет.

Рюкзаки набили и вверх. Крутой снежный подъем безопасен. Томичи снесли ступени от группы Пулинца, пришлось все пробивать заново. Шаг в секунду всего, чаще нельзя. Сделал сотню ступеней подряд, можно постоять, отдохнуть. Жара нестерпима, солнце все сжигает вокруг, спасает одно – борода. Главное на такой горе – забыть о бритье и мытье. Отвлекаться нельзя, спотыкаться – тем более. Шагать только вверх и под ноги смотреть. Топчешь и топчешь следы до небес, до самой макушки Раздельной. Высота примерно 6000 – отсюда прекрасно вершина видна – Ильича .

Резко налево и вниз, прямо в провал, только в оба смотри – слева по ходу карниз. Спуск на горе – апогей эйфории, лыжной палкой толчок и полет, пяткой в снег и скользишь, только ветер свистит в бороде. Вот и собрались в провале. Передых небольшой в лагере пять. Дальше нам сходу нельзя – предстоит затяжной подъем.

И снова пошли на подъем. Вдох – два шага к вершине, сто шагов – передых десять-пятнадцать секунд. Справа недоступный Саукдаринский рай. С тех кошмарных глубин начинались когда-то маршруты. Этим склоном спасали парней, из парашютного десанта на семи километрах! Осталось набрать сто метров высоты. Начинаешь считать шаги и тупо глядишь на тропу. О, радость, гребень слегка надломился, потом сломался, пригнулся, и в этот момент появились палатки. Суета у палаток – значит недавно спустились с горы. Нас не встречают – сил бы хватило в палатку залезть! Не лучше и мы, доползли, наконец, и раскисли слегка. Скорей бы в пуховый уют и чаю испить, но для этого надо трудиться опять – палатку поставить и примус разжечь. Надо, ребята, спешить – солнце за гору ушло, мороз нарастает.

Вот и Пулинец появился. «Юра, здорово. Поздравляю с горой. А где Андрей?». «В соседней палатке. Ты, старина, я вижу здоров». Из палатки послышался голос Андрея: «Гер Герыч, привет. Забирайтесь ко мне в палатку». В палатку скорей, по чайку! «Андрюха, расскажи, почему ты покинул группу и ушел к Пулинцу»? Все началось под стеной Маркса-Энгельса. На машине ехали в сторону Оша по Памирскому тракту, встали посредине Алайки. Четверых с горой пожитков высадили, а остальные укатили в Ош отдохнуть! Было обидно. Долго маялись, ловили машину. Под вечер добрались до Луковой поляны, разгрузились, решили отметить сей памятный день медицинской слезой. Пять дней сидели в тоске. Остальные десять человек явились отдохнувшими и тоже хотели отметить, но не нашли банку доктора. Возник скандал. Возмутился Иноземцев. Андрюха вспылил и сказал, что не пойдет с группой на гору. Тогда отец-командир Пулинец пресек ссоры и сказал: «Со мною пойдешь до горы»! Вот такие дела. Тем временем ветер на гребне крепчал. Палатку трясло и бросало с бешеной силой об лед. Вспомнились девчата Шатаевой, погибшие 10 лет назад на этом же гребне при бешеном ветре, в пурге.

10 день (19 августа). Утро – третий день восхожденья. Нам колоссально везет: тишина, лепота, лазурная даль, лучистая дымка в долине. До вершины – рукою подать. Все спокойны, но руководитель нервничает: «Что расселись, хватит вошкаться! Какое питье, какая вода – к вершине пора»! Я не сдержал возмущения: «Что за хамство на горе! Кто хочет, пусть поест, а напиться воды – главное дело в горах». В общем – конфликт возродился. Владимир пошел в разнос: «Что ты расселся, поник – значит дохляк, в палатке сиди»! «Слушай, Володька, при до горы, наши дороги разошлись внизу...». Наш лидер

пошел на гору в одиночку. Чуть позже за ним остальные !

А Юрий Семеныч (Пулинец) в палатке сидит, не вмешивается. Я, потряс бородой, напился, курнул и пошел, не спеша.

Три точки маячат на склоне. Главное – спокойно дышать, соблюдать равномерность и плавность движений, улыбаться всему. Вдох – два шага, выдох, и так без конца до мечты. Потихоньку в раздумьях, незаметно догнал, а затем обогнал одного из трех молодых мужиков. Вот уже предвершина. Назад обернулся – там двое идут. Второй, наверное, немец. Надо спешить – будет обидно пропустить вперед немца. Бросил рюкзак, потрусил полегоньку. Может рвануть? Попробовал, десять-пятнадцать шагов – задохнулся! Ледоруб приподнял и в снег пред собою всадил, лбом рухнул на клюв ледоруба. Сердце колотит – выскочить хочет, одышка страшна – глаза из орбит. Минута, другая – все отошло. Отсюда мораль: горы – не скачки. Можно поздравить себя: высота семь километров позади. Все пропало вокруг, все исчезло на свете. Только ты и гора, только Ленин и ты! И вот, наконец, видишь тур и скалу с барельефом – метров сто до вершины осталось. Но тут на затылке почувствовал дыхание молодого германца. Как положено в спорте, в честной борьбе, тропинку пришлось уступить. Обидно, досадно, но главное − спокойствие. Юный немец рванул, обошел, радуется и, не думая, идет по тропе. Вершинный подъем крут, и тропа делает последний зигзаг, от вершины уходит направо. И тут меня осенило, я пошел прямо туда – к Ильичу! На колени упал на вершине – у бюста Ленина (7.134). Дыханье клокочет, сердце готово выскочить вон из груди. Главное − себя превозмог, утвердил на Земле! Два часа, пятнадцать минут, девятнадцатое августа. Сердце стучит ритмично и чисто, с дыханием тоже отлично. Легкий тремор у пальцев − просто от счастья. Где же немец? Метров сто еще до вершины. Остыл, отошел – за работу: пять фото цветных на вершине.

Все лица сияют в едином ряду вершинного тура и бюста. Записку писали коллективом и гордо вложили ее под бюст Ленина. Две капли воды по-братски испили с каким-то порошком, чуть-чуть отдохнули перед дальней дорогой домой.

«Ребята мои дорогие, я тронулся вниз, приготовлю кастрюлю чайку...». Ледоруб подхватил и пошел, но через три шага испугался, у меня изо рта − фонтан желтого цвета. Немец что-то намешал в те два грамма воды! В голове просветлело: «Все отлично, друзья!». И вниз заскользил напрямик в бешеном темпе. Вот и последний из группы пыхтит, но упорно идет. Я ему говорю: «Иди спокойно, времени навалом, а я подожду. Примус поставлю, чаек подготовлю».

Вот и предвершина, примус урчит, солнце сияет, безветрие, штиль, снег в кастрюле скворчит, вода закипает. С вершины подходят ребята. И тут опять состоялось продолжение конфликта. Трудно, и горько писать, ругательства пропускаю: «Ты это брось, надо вниз и там разлагаться в палатке!». «Ребята, испейте чайку, он готов, только вас поджидает в кастрюльке». «Ты лучше замолкни. Парни, за мной – парадом командую я! (Иноземцев)». И ушли, все пропали во мгле ярких всполохов снега.

Спокойствие, главное – спокойствие, а теперь улыбнись, подтянись, – это я себе говорю. Чайку похлебал, изюм, колбаса и сабза. Остатки чая – кастрюлю почти − выплеснул прямо на снег. Что же делать дальше? Пожалуй, надо бежать до самого низа – до Луковой поляны. И вновь понеслось: толчок, прыжок, полет, кое-где глиссер. Пятнадцать минут и вот лагерь 5 время 16:00, 6.400 м. Рюкзак упаковал, вскинул на плечи, посмотрел вокруг. Парни уныло сидят. Позвал вниз, но никто не откликнулся. «Ладно, да поможет вам Бог – оставайтесь. Будьте здоровы, до встречи внизу»! И побежал в провал под Раздельной. Слева по ходу открылась гора: Феликс Дзержинский.

Пулинец собирался траверсом сходить туда с пика Ленина, но никаких следов не видно. Вот начался подъем к Раздельной, и это ужасно. Здесь впервые попал в тень, очень прохладно. До макушки, до солнца дополз и снова ринулся вниз на плечо.

Высота 5700, на камнях тихо и скромно сидит парнишка – герой, который поехал с вершины на лыжах, но неудачно. Лыжи сломал и теперь ремонтирует. Он несет вниз двойной груз: альпиниста и слаломиста. Это – Леня Тибейкин ,

большой искусник и молодец! На вопрос, где Пулинец, ответил, что он недавно спустился, к лагерю три под сыпухой. Траверс у них не пошел, потому что в группе один участник заболел. У него – ангина. Идет сам. Могли, конечно, отправить на спуск врача с больным, а сами пойти на траверс, но сломались. «Ну, счастливо, береги себя. До встречи внизу». Он сделал два плавных движения, толкнулся, вильнул, покатил. Точка мчится по снежному полю к лагерю два. За минуту, другую – сутки подъема позади.

Мне тоже в дорогу пора! И опять понеслось: лыжной палкой толкнулся, легкий прыжок и полет в синий и снежный безбрежный простор… Стоп, успокойся, уже началась морена, и у лагеря три парни снуют. «Что случилось, ребята? Помощь нужна?». «Ерунда, простуда. Врач осмотрел и ушел с Пулей. Все пока нормально». Помчался дальше. Морена кончилась, начался лед, хаос трещин. А дальше снежный покров, закрытый ледник, опасно, идешь в напряжении – каждый шаг может стать роковым. Вот уже догнал компанию асов. Пулинец, как всегда, впереди, за ним врач Жураковский

и Андрей. «Андрюшка, привет! Как дела, дыхалка здорова?». «Все нормально, но...». И тут прямо на глазах провалился, в трещину рухнул. Это конец! Нет, повезло. Трещина оказалась узкой, рюкзак не пролез, Андрюха повис на лямках. Вылез, ноги дрожат. Отошел, чертыхнулся и дальше побрел догонять Пулинца.

У врача спросил «Коллега, что парень – больной отстает»? «Все отлично, хоккей, очень любит слегка отдохнуть». Фото на память на фоне стены – для жен и детей. «Юра, гуд бай. Не надо ругаться». И я с места в карьер полетел вниз. Опять понеслось, но вот начались каменюги, щебенка, скорость резко упала, ноги идти не желают, в голове кутерьма, на автопилоте вполз на морену. Осталось два шага, вокруг необычная темень, еще усилие и рухнул у палатки в лагере один.

Можно, конечно, слегка отдохнуть до утра. Но нет, задача стоит: только вниз до зелени милой, до ласковой, славной травы-муравы на Луковой легендарной поляне. Время двадцать часов и пятнадцать минут. Здорово! Пять часов от вершины досюда! А подъем на вершину − шестьдесят часов, вместе с двумя ночевками на гребне. Азарт захватил, надо сегодня закончить. Надел сухие носки, чаю глоток и здесь подходит Пулинец с группой. И опять упреки: «Что за спурт в одиночку, что за глупость на глазах у молодых?». В этот момент подходит другая половина группы с больным альпинистом. Он еле идет, не глаза, а сплошная тоска. «Дай-ка, паря, взгляну. Больно ты бледный. Что болит, какие ощущения? Пульс и дыхание есть. Открой рот, скажи «а». Ангина, брат, у тебя не простая, гнойный налет, по науке лакунарная ангина». А врачу группы сказал: «Слушай, коллега, антибиотики срочно, много горячей воды, много любого питья, лимон, витамин. Димедрольчику на ночь. А теперь, вы простите, друзья. Вниз побежал, уже 21, 45. Завтра с утра ишака подгоню, иначе помрет он у вас. Сердце может не выдержать при такой ангине».

Ледник Ильича – веками течет в долину. Вот боковая морена, рантклюфт, вокруг темнота, морозец крепчает, луна выползает. Наступает последний, девятый день, вернее ночь. Ноги гудят, икры – свинец. Не мышцы – камень, доска. Болью пронизало ногу, в голове потемнело, всю душу сковала тоска. Скинул рюкзак, осторожно присел на него. Легкий массаж – торопиться нельзя, главное – плавность движений. Сигарету курнул, на звезды взглянул – отошел. Растягивать отдых нельзя – истома по телу ползет, засыпаешь... Что сломался в конец? Нет, он дальше пошел. Один и в ночи, в пустоте при свете холодного лунного солнца. Последний легкий подъем, тропинка прижалась к скале, поворот, ручеек, шелковистая травка – дыхнуло теплом из Алайки. Вот и палатки в тиши, в море зеленого поля. Два шага осталось. Время 03:30, Базовый лагерь, Луковая поляна, 3.700 м. Рухнул в палатку и сразу уснул!

11 день. Первый ласковый солнечный луч слегка прикоснулся к палатке .

Надо вставать – помощь больному нужна непременно, надо на встречу спешить. Он сердце свое надорвет при такой нагрузке, на фоне гнойной ангины. И еще очень важный момент: «дилижанс» до Оша подадут очень скоро, часов через шесть. Надо успеть! Иначе будет затяжная беда. Надо лошадь искать, а скорей ишака – это гораздо реальней. Киргиз молодой понял беду и помог ишаком. Ишак − это восьмоечудо света! Упрям и настырен. К нему нужен деликатный подход, ласковый, нежный и хитрый А проще, надежней, верней – нужен дрын для него, просто штычок ледоруба. Побрели, потащились наверх к перевалу. Мало осталось идти, перегиб верхней точки тропы уже рядом – рукою подать. Крутизна у тропы максимальна. Зигзаг, поворот и в этот момент ишачок сделал тоже зигзаг, вильнул, повернул и под склоном исчез в бешеном ритме галопа. Обидно, досадно, но надо быть внимательным всегда! Дальше началась игра в пятнашки. Ишак мирно пасется, травку, колючку жует. Осторожно к нему подходишь, а он в последний момент непременно сбегает. И так повторялось много раз. Что делать? Думать, и решение всегда рядом. Ослика надо загнать в тупик. Вот сужение тропы и скальный тупик в мышеловку попался ишак. Веревку держи покрепче и вновь к перевалу спеши! Этот ишачий зигзаг обошелся часа в полтора. Перевал позади.

Дальше открылся простор ледяной реки до пика Ленина, до снежной стены. Тишина, красота, море солнца вокруг. Но не видно никого нигде! Где же Пулинец с группой? Надо идти на встречу. Ишак дальше идти не желает. Его надо привязать покрепче к ледяному столбу. А сам побрел дальше на ледник. Ну вот, наконец, появились три точки на фоне горы, бредут еле-еле. Шли, шли – не дошли – рухнул один, просто сел на булыжник на срединной морене. Доктор прямо рванул, подошел: «Что, ребята, хреново?». «Ноги как вата, совсем не идут...». «Пульс сто сорок, одышка, озноб. Ну, где же ваш врач?». Ну, что за пижон – кандидат от каких-то наук! «Он там... у левой ноги Пулинца». «Спокойно, ребятки. Там на морене, как обещал, ждет вас ишак».

Наш больной, очень длинного роста, подошел к ишаку чуть живой, залез на него и от счастья замлел, шаркая ножищей по тропке. Осел получил ледорубом по ляжке и помчался домой к перевалу, только камни и пыль из-под ног – нет никаких остановок! А все говорят: «Глупый осел!».Только бедный больной ножищей своей обшаркал все тропки и пригорки. И вот перевал, начинается спуск в долину, в Алайку, домой. Я говорю: «Слушай, друг дорогой, последний разок посмотри на ледник, на стену и гребень вершины, на высшую точку, что ты покорил на сегодня». Погода – блеск, жемчужины гор застыли в звенящем просторе. «А где же твои дружбаны? Спасатели – мать твою в дышло! Похоже, пропали в рантклюфте, у речки сидят, отдыхают». С перевала немного спустились и здесь наш ишак скорость на полную мощность включил. Тридцать минут – поворот и открылась корыто Алайки. У палатки больной рухнул от счастья. «Ты скажи спасибо ишаку. Не осел, а прелесть, чудо двадцатого века!»

На последок осведомился, как лечил врач больного на горе. Оказалось, давал таблетки, даже укол сделал, но какой? «В руку всадил, было больно ужасно». Значит, это был сердечный укол, кардиаминчик чудесный и все. Маловато! «Ты лежи, отдыхай. Я пойду, поищу по палаткам аптеку». Прежде всего, надо сделать сейчас антибиотик, главный в этом гнойном процессе. Название: бициллин. Ангина страшна осложнениями: ревматизмом, пороками сердца и болезнями почек. Борьба с ангиной одна: бициллин. Он для микробов смертелен! Других средств нет, хотя глупые говорят, что «Ангина – дело пустое».

В этот момент еще двойка друзей подвалила – тоже больных. Пришлось одному оперировать панариций, то есть гнойный процесс на пальце, делать уколы в пятую точку, легкий, но очень противный разрез парню другому на пальце правой руки.

А теперь за работу другую – рюкзаки собирать и общественный груз в тюки забивать. Работа кипит – ведь машина стоит под парами, а толпы Пулинца не видать... Шофер подгоняет: «Мужики, в дорогу пора – скоро будет темнеть...». И в этот момент грохот раздался, камни летят от ударной волны, на тропе Пулинец появился! Время 18:15. Машину доверху набили, друг на друге сидят, тряхнуло, подбросило вверх, значит дорога домой началась! В 19:35 – домой покатили…!

Теперь можно в пути суммарный итог подвести: пять дней добирался; один день отдыхал для подготовки, мини операция на зубе; три дня восхождение; день спасработы в одной упряжке с ишаком, лечение ангины с уколом, операция-мини на пальце и уборка лагеря, пока группа Пулинца продолжала спускаться…

Думаю, что это восхождение было моим личным рекордом. Это особенно хорошо видно в сравнении с группой Ю. Пуленца, у которого: подъем до вершины 78 часов, все восхожденье 128 часов, спуск в 2 раза быстрей, чем подъем. У меня: подъем до самой вершины 54 часа, все восхожденье 67 часов, на спуске скорость в 5 раз возросла. Получается у меня подъем в 1,5 раза быстрей, спуск в 4 раза проворней, хотя был я «старый, больной» человек... И, безусловно, Семену спасибо за помощь на первом этапе подъема.

1/ Шестнадцатый – в те годы требовали, чтобы в экспедициях было не менее 16 человек не ниже 1-го разряда. Считалось, что такой состав участников может обеспечить спасработы.