Альпинисты Северной столицы. Цыбиков Гомбожап Цэбекович.

Цыбиков – русский (бурятский) путешественник, первым посетивший Лхасу. Путешествие в Тибет, предпринятое на средства Русского Географического Общества. Главный его труд «Буддист-паломник у святынь Тибета» принес ему мировую известность. Опубликовал первые уникальные фотографий Лхасы. Был удостоен высшей награды РГО – премии имени Н.М. Пржевальского и золотой медали «За блестящие результаты путешествия в Лхасу».

Не обязательно быть великим альпинистом, чтобы оставить свой след в истории изучения горных стран. Редколлегия полагает, что антология альпинизма была бы не полной без этого выдающегося исследователя Тибета и предлагает ознакомиться с его делами всем любителям гор.

Бурятский улус Урда-Ага знаменит тем, что здесь родился Гомбожап Цыбиков – путешественник, профессор-востоковед, исследователь Тибета первый известный фотограф Лхасы и Центрального Тибета, и автор описания путешествия в Тибет в 1899-1902 гг., переведенного на ряд языков мира.

Именно в Урда-Аге готовился караван Цыбикова в далекую Лхасу, куда до него не мог проникнуть ни один ученый-востоковед России. День и ночь горели костры, гремели ступы, мелькали разноцветные куски материи, ржали кони. Пожилые урдаагинцы шили для участников похода одежду, толкли сушеное мясо, варили саламат – муку с маслом, снаряжали коней, а молодежь танцевала и водила хороводы вокруг костров. Сборы Цыбикова в Лхасу превратились в большой праздник для улуса.

Гомбожап Цыбиков родился в традиционно буддийской бурятской семье. По месту происхождения его семья принадлежит к забайкальским бурятам, более точно – к агинским бурятам.

Отец ученого Монтуев самостоятельно изучал монгольский и тибетский языки и был избираем земляками на общественные должности. Исходно он думал дать сыну буддийское монастырское образование, но передумал и сначала отдал его в Агинское приходское училище, где преподавателем мальчика стал видный просветитель Буда Рабданов, а затем – в Читинскую гимназию, которую Гомбожап окончил с серебряной медалью (по преданию, заслуженную им золотую медаль отказались давать «инородцу»). Здесь он награждён стипендией им. А.Н. Корфа на основании 5 пункта стипендии от 2 июля 1893 г ., решением педсовета училища он был признан достойным продолжать своё образование в Томском Императорском университете. Здесь по собственному выбору он поступил на медицинский факультет один из 5 лучших центров медицинского образования России того времени.

В Томске оказался проездом известный врач и политик, а по некоторым данным ещё и тибетский лама Петр Бадмаев, который уговорил студента бросить медицину и заняться востоковедением. Гомбожап согласился и уехал в Ургу, где в созданной П. Бадмаевым школе для бурят изучал китайский, монгольский и маньчжурский языки в качестве подготовки к поступлению в СПбГУ (Университет). В 1895 г . Цыбиков поступает на Восточный Факультет СПбГУ на стипендию П. Бадмаева. Среди его преподавателей – такой известный востоковед, как А.М. Позднеев. В дальнейшем Бадмаев получает указание обратить своих стипендиатов в православие. Цыбиков сохраняет приверженность буддизму и теряет стипендию. Он продолжает учёбу благодаря поддержке земляков. В 1899 он оканчивает университет с золотой медалью и дипломом первой степени.

В ходе «Большой Игры» Российская империя вышла на рубежи Тибета. Агван Дорджиев в конце XIX и начале XX веков, будучи одновременно русским подданным и учителем Далай Ламы XIII, рассказал ему, что Россия – это священная страна Шамбала, и убедил его обратиться к русскому правительству за военной помощью на фоне борьбы Британии и Китая за контроль над Тибетом. Царь, правда, денег на войну не дал. Петр Бадмаев, служивший придворным советником, ещё раньше предлагал Александру III и Николаю II объединить Русскую империю с Китаем, Монголией и Тибетом. Хорошо ещё, что цари не послушались его советов. А то, глядишь, вместо Русской империи в наших лесах уже давно процветала бы империя Китайская.

Тем не менее, была организована серия исследовательских экспедиций в Тибет, но они не достигли Центрального Тибета и Лхасы. Проникновение в Тибет для иностранцев (не из Китая и Монголии) было запрещено. Нарушение запрета могло караться смертью. До Цыбикова такие путешественники, как Н.М. Пржевальский потерпели неудачу в своей попытке пройти до тибетской столицы.

Опираясь на опыт индийских «пандитов» – британских агентов и исследователей, Санкт-Петербургская академия наук и Министерство иностранных дел обратило внимание на обычай паломничества бурят и калмыков в Тибет. Цыбиков отправился в путешествие (его финансировало Русское Географическое Общество) в Тибет в группе паломников, со специально изготовленным и тщательно спрятанным исследовательским оборудованием.

Путешествие началось вскоре после окончания СПбГУ в 1899 и закончилось в 1902. Собственно в Тибете (дольше всего – в Лхасе, куда он прибыл в начале августа 1900) Цыбиков провел 888 дней с 1900 по 1901 гг.

Визит Цыбикова в Лхасу, возможно, был поддержан Агваном Доржиевым находившимся тогда при дворе Далай-Ламы XIII.

Есть среди преданий о Цыбикове одно, которое нельзя оставить без внимания. Один из тибетских прорицателей якобы предсказал Цыбикову, что он пройдет жизненный путь, полный труда, величия и почета. И смерть его будет так же почетна: из его черепа, который, как и у всех мудрых людей, не имеет шва, изготовят священный сосуд – габалу…

В дневнике Цыбикова записано: «22 января навьючили верблюдов около полуночи и на рассвете уже проходили мимо города Синин-Фу, называемого монголами Сэлин. Затем повернули на реку Гуй, поднимались по ней верст семнадцать и, взявши дорогу направо, перевалили через небольшой холм. С вершины этого перевала перед нами открылся вид на монастырь Гумбум, отстоящий от Синин-Фу верстах в двадцати пяти. Не имея в монастыре знакомых, я недоумевал, где бы остановиться, но тотчас при въезде в монастырь с нами встретился один молодой бурятский лама, который посоветовал нам остановиться в доме прорицателя Лон-бо-чойчжона. Здесь мне оказали хороший прием и отвели небольшую комнату, где я прожил от 22 января до 6 февраля и от 28 февраля до самого отъезда в Тибет 25 апреля 1900 года».

Полное название монастыря звучало так: Гумбум Чжамба-Лин, что в переводе означает «мир Майтреи со ста тысячами изображений». Согласно легенде, в местности Цзонха (Падь Дикого Лука), где раскинулся монастырь с многочисленными постройками, в 1357 г . родился знаменитый реформатор буддизма Цзонхава. Там, где была пролита кровь от его пупка, воздвигли субурган – священную ступу. Через несколько лет на этом месте чудесным образом выросло сандаловое дерево (цан-дан), на листьях которого проявились изображения богов Манджушри, Яматаки, Авалокитешвары (Львиноголосого), Махакалы.

Уехав в Центральный Тибет, Цзонхава, или Дикий Лук, завоевал среди ламства громкую репутацию. Долгое время из-за обилия дел он не мог навестить свою мать в Цзонха и однажды на ее письмо с просьбой приехать якобы ответил: «Построй над священным сандаловым деревом субурган со ста тысячами изображений Львиноголосого – это будет равноценно нашему свиданию, а для всех остальных живых существ – великая польза». Мать будто бы так и сделала, как велел ее сын – прославленный на весь Тибет Дикий Лук.

Укрываясь от посторонних, Цыбиков заносит в дневник и сведения о том, что в 1560 г . один из лам построил в Гумбуме, «возле субургана, небольшую келью и в ней поселил около десяти своих учеников, число коих затем увеличилось до тридцати. На пятом году правления императора Ван Ли, в год огненной коровы (т.е. в 1577 г .), был построен храм, в котором была поставлена статуя двенадцатилетнего «спасителя Майтреи», сделанная из целебной глины».

Перебирая четки, набожные пилигримы снуют среди святынь Гумбума. В руках ученого большая молитвенная мельница, но в ней спрятан фотоаппарат.

Через хитроумную систему отверстий Цыбиков незаметно фотографирует улицы и святыни Гумбума. Его внимание привлекает и дерево цан-дан, укрытое от глаз паломников внутри большого субургана, отделанного серебром, золотом и желтым китайским атласом.

Рядом с субурганом, в котором укрыт цан-дан, стоит другое дерево, будто бы имеющее с ним общий корень. Цыбиков делает снимки: изображений богов на листьях разобрать нельзя, но на коре дерева отчетливо видны священные письмена. Вид этих букв приводит молящихся в экстаз, но Цыбикова интересует лишь «способ, каким воспроизводят так искусно буквы на древесной коре».

Цыбиков посещает медицинский факультет Гумбума, стремясь разгадать загадки тибетского врачевания, знакомится с факультетом Чжюд. Учатся там избранные – те, кто способен выдержать психические и моральные перегрузки. Бесценной реликвией храма Чжюд считается череп габала. Цыбиков внутренне содрогается: «В этом дацане хранится череп матери великого реформатора буддизма Цзонхавы... Он отделан золотом и, обращенный кверху, содержит в себе зерна риса, которые раздаются богомольцам как священные, имеющие силу исцелять болезни. Кроме того, говорят, что эти зерна сами размножаются, почему они очень способствуют обогащению своих владельцев».

В монастырях Гумбум и Лабран Цыбиков провел почти три месяца. Ждал, когда начнется массовый ход паломников из Монголии на большой праздничный молебен в Лхасу. В те времена дорога в Лхасу была не безопасной. В страхе перед разбойниками паломники предпочитали одолевать дороги Тибета большими отрядами. У многих с собой было оружие. Четки и молитвенные мельницы – хорошо, но карабин или винчестер надежнее. Рассказывали ужасы про людей бывшего ламы (гансы-ламы) Рабдана, которые живут за счет грабежей верующих.

Рабдан когда-то был монахом, но ему наскучило перебирать четки и видеть синий дым воскурений перед медными ликами богов. Рабдана прельстили звон монет, стрельба, топот конских копыт по сухой равнине Цайдама. Под старость ганса-лама Рабдан поселился на северо-восточном берегу озера Кукунор, от времени сморщился и ослеп, но все еще продолжал грабить.

Боясь встречи с отрядами гансы-ламы, караван, к которому примкнул Цыбиков, миновал озеро Кукунор с южной стороны. Небесно-синяя вода Кукунора считается священной, и паломники омылись этой водой, чтобы прогнать грехи, болезни и страхи.

Начинается Тибет. Перевал Куку-Тоно. Узкая дорога, лепится к отвесным скалам, под которыми бурлят глубокие воды реки Найчжи. По этому карнизу легко пройдет лишь мул с малыми вьюками. Но в караване есть и верблюды с громоздким грузом на спине и боках. Поэтому паломники решаются одолеть перевал Куку-Тоно напрямик. Можно считать, что паломники осваивают азы альпинизма. Караванщики, жалея вьючных животных, которые задыхаются, как и люди, переносят часть грузов на своих спинах. Бараны (их гонят с собой в качестве провианта) шарахаются от страха при виде крутых откосов, из-под ног верблюдов и лошадей с грохотом срываются камни...

Цыбикову приходится скрывать истинную цель своего путешествия в Лхасу: дорога в Тибет для неверующих закрыта. Цыбиков вместе со всеми перебирает четки и читает молитвы перед началом и окончанием дороги через перевал. Выручала его книга Цзонхавы «Лам-рим-чем-по», между строк которой под видом благочестивых пометок и перевода на монгольский язык он вписывал строки дневника.

21 июля караван, перевалив через хребет Бум-цзей (Сто тысяч вершин), прибыл в падь Накчу-цонра, населенную ламаистами-скотоводами.

Несмотря на свой скромный вид (несколько заимок и невзрачный монастырек), Накчу-цонра являлся своего рода духовным контрольным постом Лхасы. После тщательного опроса паломников контролеры выявляют затаившихся иноверцев, безбожников и отправляют их обратно – в сущности на растерзание грабителей.

Начальник каравана в раздумье. Среди паломников за время длинного пути пошел шепоток: Гомбожап Цыбиков вовсе не настоящий паломник, и идет он в Лхасу не на молебен, а с какой-то другой целью. «Светский человек с русскими манерами» – так отзываются спутники о Цыбикове. Начальник каравана без обиняков говорит Цыбикову, что он обязан доложить хамбо-ламе, правителю Накчу-цонра, о присутствии в их караване человека с «русскими манерами». Но если есть деньги, то Цыбиков может откупиться, говорит начальник каравана, пусть выложит пять ланов серебром на подарки хамбо-ламе. Ученому предложили лично явиться к «его святейшеству».

У дверей дома хамбо-ламы висят плети: деревянная рукоятка, крученые сыромятные ремни с узлами на концах. Плети висят, конечно, не для украшения: бьют ими тех, кто совершает провинность. Например, если в Лхасу идёт человек, не будучи освящен ламаистской верой.

К хамбо-ламе Цыбикова сопровождает бурятский лама Чойнжор Аюшнев, и до плетей дело не доходит. Знающий все тонкости восточной лести и тибетского этикета, Чойнжор производит на хамбо-ламу самое хорошее впечатление. Хамбо-лама отпускает Цыбикова с миром, более того, ему разрешается посетить святая святых Тибета – город Лхасу.

Горы Тибета вспарывают пелену облаков, будоражат воображение. Вершины – трубы воспевают мощь мироздания. Человеческие чувства и фантазия на пределе.

– Габала... счастье... Майтрея... великий дух Шамбалы, – шепчут возле ночных костров усталые паломники.

Дневники Цыбикова классически сдержанны – читатель едва улавливает волнение сердца за бесстрастной строкой историка и этнографа.

Караван добирается до Лхасы в начале августа 1990 года .

Пояснения к цветному фото Тибет – 4-х экспедиций:

Лхаса – «страна небожителей» или «город богов» (так переводится на русский язык это название). Горят огнем золотые крыши Поталы («надёжная гавань»). Стены дворца далай-ламы как бы вырастают прямо из гор. Потала – музыка древнего камня, музыка гор.

Цыбиков осматривает храм Прул-нан-цзуг-лаг-хан (Храм чудесного сияния), знакомится с бытом лхасцев, с обычаями в монастырях. Отмечает обилие нищих. Дома простых жителей сложены из кирпича-сырца, улицы кривы и узки.

Храм Большого Чжу – главная святыня «страны небожителей». Цыбиков изучает храм, процесс богослужения. Фотоаппарат, спрятанный в молитвенной мельнице, издает короткие щелчки.

Фотографирование и ведение дневника производилось Цыбиковым тайком, под угрозой быть обнаруженным. Интересно, что фотографирование он скрывал и от второго российского исследователя, приехавшего в Лхасу в конце 1900 года в свите Агвана Доржиева, калмыка Овше Норзунова, который также делал фотографии.

Молитвы Большому и Малому Чжу сопровождаются подношением монет, масла, слитков золота. Неимущие и те, кто осуждает корыстолюбие святых, молятся «врастяжку», ползут к статуям Чжу, издали отбивая поклоны. Таких поклонов, если нет в кармане золота, надо совершить сто тысяч.

Цыбиков изучает жизнь не только буддийских сановников, но и простых тибетцев, которые кормят Лхасу с ее тысячными толпами богомольцев. Интересуется искусством прорицателей. Как мы помним, в Гумбуме ученый жил в доме прорицателя, в Лабране он также посетил сеанс предсказаний. Задавал ли Цыбиков вопросы о своей дальнейшей судьбе? Ведь он проник в Лхасу в одежде бурятского ламы и вполне мог это сделать...

В монастырях Лхасы живут и учатся молодые бурятские ламы. Особенно много их оказалось в монастыре Брайбун – более сорока человек. Цыбиков заказывает в храме Чжу молебен, дарит каждому земляку немного денег.

«4 февраля 1901 года я был на поклонении у далай-ламы как «обыкновенный богомолец». Лицезрение «его святейшества» стоит недешево: в казну Поталы надо внести восемь ланов серебра. Золотые ступы с прахом далай-лам, многовековой запах воскурений и лампадного масла в лабиринтах Поталы. Долгое и нудное ожидание в приемной. Наконец открывается тяжелая кованая дверь, ведущая в полусумрачный зал. Прямо против двери поставлен высокий трон, обращенный к двери, на котором по-восточному восседал далай-лама, завернувшись желтой мантией, называемой чжянши, что буквально значит – китайская шелковая материя с разноцветным шитьем. Голова его была покрыта желтой остроконечной шапкой цзонхавинского образца... По обе стороны трона стояла свита из четырех-пяти человек, среди коих на первом плане стояли два телохранителя, выбираемые из самых высоких и представительных по наружности лам... Лишь только мы вошли в дверь, началась какая-то спешная погоня, нас стоявшие здесь ламы заставили как можно скорее двигаться вперед, а если кто обращал взоры в сторону или иным образом мешкал, того немилосердно толкали вперед».

Церемония поклонения проходит несколько раздраженно и скомкано. Цыбиков под прицелом многих внимательных глаз. Несомненно, далай-ламе доложили, что вокруг Поталы который день кружит «светский человек с русскими манерами», что-то чертит и пишет в книжечку, глядит на Поталу сквозь молитвенную мельницу, в которой, надо полагать, спрятана адская машинка. Что делать с таким человеком? Он вроде бы достоин самого жестокого наказания, но «отмечен небом, череп его имеет особое строение – священная габала!». Паломники отбивают поклоны перед троном далай-ламы, вручают хадаки – дарственные платки. «…После всех подношений далай-лама принял хадак и благословил меня приложением своей правой руки к моему темени. В это время ему подали шнурок из ленты шелковой материи, он связал узел и, дунув на него, положил на мою шею. Такой шнурок с узлом называется по-монгольски цзангя, а по-тибетски сун-дуд. Этот охранительный узел, освященный дуновением после прочтения особого заклинания, считается талисманом, охраняющим от несчастий. Я отошел в сторону. Моих товарищей он только благословил помянутым способом». Удивительно, но охранительный талисман цзангя получает один Цыбиков!

Начинается церемония чаепития. Далай-лама спрашивает (отвечать на вопрос далай-ламы не положено!), хорошо ли было паломникам в дороге, спокойно ли на родине. Вносят вареный рис, щедро наполняют им чашки, но тут опять начинается нечто странное. Богомольцы едва успевают бросить в рот по щепотке риса, как ламы тут же требуют очистить зал. Громадного роста телохранители выталкивают богомольнее в спины, машут бичами, кричат: «Скорей убирайтесь!».

Лхаса готовится к празднику ло-сар, наступает Новый год. Через три дня на рассвете в храмах Чжу будет большой молебен.

Цыбиков работает в поте лица, фотографирует и записывает. Соглядатаи вроде утихомирились и отстали. Шутка ли – у него охранный талисман самого далай-ламы! В монастырях ученый у лам покупает древние буддийские книги, слушает диспуты монахов. Книг набралось несколько тюков (из Лхасы доставил 319 редчайших книг). Для особо ценных книг Цыбиков покупает дорожные сундуки, обитые серебром и железом.

В 1905 г . Цыбиков и Далай-Лама встретились снова, на этот раз в столице Монголии, где Далай-Лама встречался с российскими политиками и учеными в ситуации оккупации Тибета британскими войсками под командованием полковника Янгхазбенда (читайте в этой книге статью «Громбчевский Бронислав Людвигович»). Здесь Цыбиков выступил в качестве переводчика между представителями России и Далай-Ламой.

После своего путешествия Г.Ц. Цыбиков посвящает себя преподавательской деятельности и проекту перевода фундаментального труда «Ламрим» тибетского учёного Цонкапы (Цзонхавы).

Только что созданный Восточный институт Владивостока возглавил доктор монгольской и калмыцкой словесности А.М. Позднеев создав из сравнительно молодых выпускников СПбГУ первый центр практического востоковедения России. «Не имея ни проверенных опытом планов, ни испытанных программ своего преподавания», преподавателям пришлось самостоятельно разрабатывать методику преподавания, писать учебные пособия, поскольку их попросту не существовало. Цыбиков был приглашён на кафедру монгольской словесности, и возглавлял её с 1906 до 15 октября 1917 г . Помимо ряда хрестоматийных сборников, Цыбиков выпустил в этот период «Пособие для изучения тибетского языка», где он собрал и обобщил материал по разговорной тибетской речи. Этот учебник выдержал 3 переиздания и для Российской империи и СССР оставался единственным учебником разговорного тибетского языка, созданным отечественным автором.

В силу значительных изменений в политическом устройстве региона в 1917-30-х гг. и в связи с последующими репрессиями, коснувшимися большинства коллег и соратников, деятельность Цыбикова в данных государственных образованиях упоминается как значительная, но не раскрывается в публикациях советского времени.

Известно, что Цыбиков играл значительную роль на судьбоносном для Сибири Читинском съезде, а также поддерживал ранние инициативы атамана Семёнова (в первую очередь о недопущении расказачивания).

Цыбиков был одной из важнейших фигур в создании системы начального, среднего и высшего востоковедного и педагогического образования в Сибири (1922-1930), в частности как один из создателей Буручкома и профессор Иркутского Государственного Университета.

Кроме подготовки педагогических кадров и обсуждения новой для страны концепции всеобщего образования, учитывающего национальную специфику (в том числе собственно графику бурятского языка), Цыбиков выступил автором ряда учебников бурятского языка.

Важной была командировка Цыбикова от Буручкома в МНР, где кадры, ответственные за образование, также находились перед задачей создания системы всеобщего образования, не имея аналогичного опыта, что отчасти отражено Цыбиковым в дневнике поездки.

Ближе к концу жизни он отошёл от политической деятельности и успешно занимался собственным скотоводческим хозяйством.

Сейчас сундуки, привезённые с книгами из Лхасы, находятся на родине Цыбикова, в Агинском краеведческом музее. Там же хранятся одежда и личные вещи профессора. Книги, вывезенные им из Тибета, стали собственностью научных библиотек. Ученые-востоковеды и знаменитые путешественники России достойно оценили подвиг ученого. Цыбиков сделал то, что не удалось сделать другим: Лхаса перестала быть «белым пятном» на картах науки.

Материалов, вывезенных Цыбиковым из Тибета, ученым хватило на многие десятилетия. Часть сочинений философов – пандитов не прочитана до сих пор. Имя Цыбикова помянет добром еще не одно поколение востоковедов. Его труд «Буддист-паломник у святынь Тибета», изданный в Петрограде (Издание Русского Географического Общества. Петроград, 1918 г ., 482 стр.), – бездонный кладезь знаний жизни Тибета.

Книгу украшают прекрасные фотографии автора. Молитвенная мельница с прорезью для объектива помогла, да еще как!...

Профессор умер в Агинском осенью 1930 года. Но, где же могила Цыбикова?

Ананда Лыксоков и старый учитель Дарма-Базар Жигмитов озадачены и смущены этим вопросом. Ананда ведет к себе – он живет сейчас в домике профессора. Маленький сарай, летник, загон для овец. Во дворе заметны следы фундамента – плиты камня, которые составляют квадрат примерно в четыре квадратных метра.

Здесь стоял субурган. – говорит Ананда. На пути от Урги до Лхасы профессор видел тысячи субурганов – молитвенных ступ. Субурган остался для него символом Тибета. Очевидно, в память о своем походе профессор построил субурган возле своего домика. За год до смерти профессор задумал большой атеистический труд – мне показывали его тетрадь с набросками и доброй сотней цитат из сочинений философов о боге.

– Агинский дацан того времени, – говорит Дарма-Базар, – имел на Цыбикова свои виды. Когда профессор умер, ламы сделали все, чтобы заполучить его останки.

Ананда Лыксоков показывает портрет своего отца: первый бурятский врач, получивший европейское образование. Лыксок Жабэ. Гомбожап Цыбиков умер на руках Лыксока Жабэ. Тот был его лечащим врачом и работал в больнице, которая располагалась в храме дацана. Смерть профессора (умер он в бурятской войлочной юрте, которую распорядился поставить перед самой смертью) вызвала скорбь и растерянность близких людей, чем и воспользовались ламы: Цыбиков был похоронен на кладбище дацана по старому обычаю, на поверхности земли.

Тела умерших пеленали кусками ткани и укладывали их на деревянные подставки. Именно так и был похоронен Цыбиков. На другой день после похорон родственники увидели, что тело профессора обезглавлено…

Кто из лам это сделал – осталось тайной, таинственно исчезла и сама габала. Ее искали многие. Возможно, агинские ламы сумели переправить габалу в Лхасу, стараясь тем самым заполучить благосклонность далай-ламы, или же спрятали ее у себя.

А там, где когда-то было кладбище Агинского дацана, сейчас чистое поле. Но Гомбожап Цыбиков не забыт. Он – кавалер Орденов Св. Станислава III и II степени, Св. Анны III степени. Удостоен высшей награды РГО – премии имени Н.М. Пржевальского.

В 1961 – в посёлке Агинское основан Окружной краеведческий музей им. Цыбикова. Целый зал отведен экспонатам и документам Цыбикова.

В 1971 – вышла документальная повесть, посвящённая путешествию Г.Ц. Цыбикова: Парнов Е.И. «Бронзовая улыбка». (первое изд.: Бронзовая улыбка: Документальная повесть. Мол. гвардия, 1971. Также см. в издании: Собрание сочинений в 10 томах. Том 10. Атлас Гурагона. Бронзовая улыбка. Корона Гимал. Терра – Книжный клуб, 1999 г . Твердый переплет, 416 стр.

В 1973 – по случаю столетия со дня рождения ученого, по инициативе директора краеведческого музея Ж.Д. Доржиева в пос. Агинское по адресу Комсомольская, 35 (в сквере средней школы № 2) установлен памятник Цыбикову.

На камне выбит маршрут ученого через Кяхту, Ургу, Гоби, Лавран, Гумбум до Лхасы и караван верблюдов. На отдельно стоящей мраморной плите с орнаментом – барельефный портрет Цыбикова и надпись: «Гомбожап Цыбиков (1873-1930), русский путешественник, исследователь Тибета».

В начале 1990-х – при Институте монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН в Улан-Удэ начинается серия республиканских конференций «Цыбиковские чтения».

15 мая 1998 в Институте монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН открылась 7 региональная научная конференция «Цыбиковские чтения» в рамках «Недели востоковедов». В этом году отмечалась годовщина 125 лет со дня рождения Г. Цыбикова, 120 лет Б. Барадину, 95 лет Г.Румянцеву, 85 лет М. Хомонову, 70 лет Р. Пубаеву. На пленарном заседании были заслушаны доклады, посвященные их жизни и деятельности.

15-16 мая 2003 в Институте монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН открылась 8 региональная научная конференция «Цыбиковские чтения», посвященная 130-летию со дня рождения Цыбикова и 100-летию со дня рождения востоковеда Георгия Румянцева.

17 апреля 2001 года из Иркутска в Тибет отправилась фото-экспедиция «От Байкала до Тибета» иркутского спелеолога и фотографа Алексея Шевелева с задачей «увидеть Тибет таким, каким он стал сто лет спустя после путешествия Цыбикова».

В честь Цыбикова названы улицы в г. Улан-Удэ, пос. Агинское, с. Алла Курумканского района Бурятии, с. Урдо-Ага Агинского Бурятского АО и др., а также выпущен значок «Выдающийся путешественник Г.Ц. Цыбиков».

Цыбиков – один из символов гордости бурятского народа, но не как путешественник, а как «первый бурятский профессор». В качестве деятеля образования он заслужил множество тёплых отзывов коллег и студентов и является одним из символов самоопределения бурят как народа, для которого образование является важной частью самоидентификации.

Тот факт, что Цыбиков был одним из ряда образованных бурят – хоринцев при строительстве системы образования в Бурятии, возможно, повлиял в дальнейшем на выбор хоринского диалекта в качестве устной основы для создания бурятского литературного языка с использованием кириллической письменности. Однако сам Цыбиков изначально был консервативен в данном вопросе, не желая отказываться от традиционной монгольской письменности (с возможными вариантами) в пользу латинской, которая впоследствии была заменена кириллицей.

Вина за похищение была, согласно духу времени и прижизненной устной традиции о «голове в форме габалы» (ритуальной чаши, непременного атрибута многих тантрических практик) возложена на буддийское духовенство.

Его фотографии, которые в виде стеклянных негативов хранятся в Санкт-Петербурге в РГО, представляют огромную историческую ценность.

1/ Габала – сосуд, сделанный из человеческого черепа или имитирующий его, оправленный в металл, используется в культовой практике для служб в честь богов ранга защитников веры. Прим. ред.

Цыбиков Гомбожап Цэбекович (1873-1930)