Альпинисты Северной Столицы

КОРЖЕНЕВСКИЙ НИКОЛАЙ ЛЕОПОЛЬДОВИЧ (1879-1958) 

П.Ф. Пэтэрс, 1998

 От редакции:

В основу предлагаемого вниманию читателей очерка легли избранные страницы из неопубликованного полевого дневника русского офицера царской армии, любителя-путешественника, а позже – известного ученого-географа и большого знатока природы Средней Азии, члена-корреспондента Академии наук Узбекской ССР Николая Леопольдовича Корженевского.

Автор публикации - кинорежиссер и киносценарист Пеэт Феликсович Пэтэрс, член Союза кинематографистов России - родился в Таллине в 1937 г. Работал кондитером, тренером по борьбе, ассистентом кинорежиссера на "Таллинфильме". В 1965 г. окончил режиссерский факультет ВГИКА (мастерская Р.Л. Кармена). П. Пэтэрс - лауреат международных и всесоюзных кинофестивалей, автор 10 фильмов о горовосхождениях и о прикладном аспекте этого вида спорта, снятых на киностудиях Узбекистана, Украины, Таджикистана, РСФСР, Эстонии. Альпинизм - это отдельная глава в его творческой и общественной деятельности. Пээт Пэтэрс - первый из советских кинематографистов, кому удалось провести профессиональную киносъемку на вершинах таких горных гигантов, как пик Ленина (7134 м) и пик Коммунизма (7495 м). В течение ряда лет он был заместителем председателя комиссии пропаганды Федерации альпинизма СССР, а в начале 80-х освещал работу первой советской гималайской экспедиции на Эверест в качестве спецкора газет "Советская Россия" и "Комсомолец" (Ростов-на-Дону).

В опубликованном очерке вся орфография и пунктуация в дневниковых записях Н.Л. Корженевского приведены к современным правилам русского языка. Кроме того, в данном издании излагается сильно сокращенная версия очерка Пэтрса. 

 Корженевский Николай Леопольдович – советский физико-географ и гляциолог, доктор географических наук (1937), заслуженный деятель науки Узбекской ССР (1939), член-корреспондент АН Узбекской ССР (1947). Профессор, заведующий кафедрой физической географии Среднеазиатского университета (с 1937).

Николай Леопольдович родился с. Завережье Невельского уезда Витебской губернии. Детство будущего исследователя прошло в лесах Костромской губернии. Происходил он из дворян, отец его был человек образованный - специалист по лесоводству и агрономии, охотник и знаток природы. Отец привил сыну интерес к природе, любовь к вольной жизни у костра, уважение к карте и компасу, жажду познания. В 1897 году Николай Корженевский окончил костромское реальное училище. Потом продолжил обучение в Киеве – в военном училище. После окончания, в 1903 году впервые попадает на Памир. Увидев его однажды, он влюбился в этот край навсегда. Все сделанное по исследованию и изучению Памира неповторимо и уникально. Он из года в год на протяжении десятков лет (без малого пол века) наблюдал и изучал жизнь величайших ледников Средней Азии. Корженевский – основатель среднеазиатской школы географии, родоначальник современной гляциологии, автор первого и до недавнего времени единственного каталога ледников Средней Азии. Это сейчас, когда в распоряжении исследователей вертолеты, сверхпроходимые автомобили, спутниковая связь и всякие другие средства, исследовательская работа не кажется героической. А тогда всего этого не было, и как делались великие открытия и важнейшие исследования – известно только их авторам. Для потомков их работу можно назвать настоящим научным подвигом.

Основные исследования выполнены им по физической географии, особенно по оледенению Средней Азии. Составил каталог ледников Средней Азии (1930), открыл и изучил около 70 крупных ледников и ряд горных вершин. В честь Корженевского названы 3 ледника (в Заалайском хребте, хребете Кокшаалтау и Заилийском Алатау) и вершина в Заалайском хребте в Средней Азии. Награжден 2 орденами. Его главные публикации: Озеро Кара-Куль, Л., 1936; Средняя Азия. Краткий физико-географический очерк, Таш., 1941; Ледники северного склона Алайского хребта, Таш., 1955; Узбекская ССР, М., 1956 (соавтор); Природа Средней Азии, Таш., 1960. Литератора о нём: Николай Леопольдович Корженевский (1879-1958), Таш., 1962.

Родился будущий маститый географ 19 февраля 1879 г. в селении Завережье Невельского уезда Витебской губернии (ныне - Псковская область) в дворянской семье. Отец Леопольд, литовец, был родом из Ковенской губернии, а мать - полька. Здесь, возможно, у читателя возникает сомнение: не перепутаны ли национальности родителей? Но нет. В Центральном государственном архиве Узбекистана, где хранятся личные документы Корженевского, я видел автобиографию ученого, им собственноручно написанную. Вскоре после рождения Николая семья Корженевских переехала в Костромскую губернию. Детство и школьные годы будущего ученого прошли в усадьбе Нероново Солигаличевского уезда, где его отец, специалист по лесоводству и агрономии, занимал место управляющего. В 1897 г. молодой Корженевский окончил костромское реальное училище и намерен был продолжать учебу в университете. Однако этой мечте не суждено было сбыться. Неожиданная тяжелая болезнь отца существенно сказывалась на материальном положении семьи, и мечту о высшем образовании пришлось поменять на учебу в Киевском военном училище. 

Приобретенные еще в юношестве такие качества, как целенаправленность и организованность, выдвинули молодого Корженевского сразу в число лучших юнкеров Киевского военного училища. В 1901 г. по окончании училища для прохождения дальнейшей службы он имел право выбирать любой гарнизон государства – Петербург включительно. Однако, новоиспеченный подпоручик (младший лейтенант) изъявил желание служить в захолустном городишке Ош в окраинном Туркестане. (Так называлась территория, приблизительно соответствующая сегодняшним Узбекистану, Киргизии и Таджикистану вместе взятым). Такое решение озадачило педагогов училища во главе с генералом Шуваевым - одаренный юнкер был у них давно уже на примете, и они имели на него свои виды. Но годы учебы в училище превратили Корженевского в дисциплинированного и физически закаленного молодого человека, который умел ценить время; его пытливый ум искал более широкое поле деятельности. А заброшенный богом и людьми Ош именно это и сулил ему - город был воротами на Памир. Через него прошли памирские экспедиции Б.Л. Громбчевского, Г.Е. Грумм-Гржимайло, М.М. Воскобойникова, И.В. Мушкетова, Н.А. Северцова, А. Шульца, Б.А. Федченко и многих других... 

Направляясь на место службы, Корженевский выбрал, на взгляд современного читателя, несколько странный маршрут - через Каспийское море. Но в те времена это был, пожалуй, один из самых распространенных путей в Туркестан. Не обошлось и без приключений - по дороге у него украли чемодан со всем его небогатым скарбом. В Ош он прибыл с двадцатью копейками в кармане, да и те достались извозчику, привезшему молодого офицера в штаб 10-го Туркестанского стрелкового батальона. 

В начале XX века Ош был небольшим уездным городком, где проживали 15- 20 тысяч человек. Разумеется, не было там общественной жизни, стоившей упоминания, отчего многие офицеры картежничали и убивали время в гулянках.

Николай Корженевский выбрал иной путь: ни минуты без дела. В свободное от работы время он стал мастерить себе электрическую динамо-машину, которая, к великому удивлению сослуживцев, давала ток. "Возни с устройством моей электростанции было очень много, но это с лихвой вознаграждалось тем удовлетворением, которое я получил, когда в моей комнате вспыхнули первые лампочки", - не смог он сдержать своей радости. 

В числе его первых служебных дел была организация гелиографной связи (устройство для передачи световых сигналов по принципу отражения солнечных лучей) между городами Ош и Джалал-Абад.

По распоряжению штаба округа на Корженевского возлагают организацию на  Памире беспроволочного телеграфа для нужд Памирского сменного отряда. Наконец-то он сможет отправиться на Памир!.. Для этого он срочно командируется в Ташкентскую астрономическую обсерваторию для занятий по определению астрономических пунктов и метеорологических наблюдений. Ему нужен целый ряд приборов, и он их получает в Ташкенте. Похоже, что именно здесь Корженевский приобретает ту самую толстенькую тетрадь в черном коленкоровом переплете, ставшую дневником, который мы в дальнейшем не раз будем с Вами, дорогой читатель, перелистывать.

И вот распахнулись ворота на "крышу мира". 

Ранним утром 22 июня 1903 года небольшой экспедиционный караван Корженевского и его немногочисленные спутники: солдат Ошского гарнизона Семен Сазонов и многоопытный караванщик Мирзамат покинули город Ош. К концу трудного дня они добрались до небольшого поселка Гульчи, где и остановились на ночлег. А на следующий день, в 4 часа 40 минут пополудни, Николай Леопольдович открыл в Гульче свой дневник и под заголовком "Путешествие на Памир, в Вахан (Вахан - юг Горно-Бадахшанской автономной области Таджикистана) и Шугнан (Шугнан - Хорогский район, земли вокруг современного Хорога)" записал туда черными чернилами свои первые впечатления. «Приехали вчера в Гульчу поздно, и крайне утомленные... Пришлось одолевать два очень тяжелых, особенно на спусках, перевала "Така" и "Гул-таш". Лошади с величайшим трудом шли на низ, а мой охотник и кирекеш (караванщик), которым пришлось трудиться на перевалах в темную ночь, прямо-таки замучились, одолевая проклятые спуски. Тропинка порой совершенно теряется в массе камней и приводит к крупнейшим осыпям… Фотографировал этот богом забытый поселок с памирской дороги при большом северном ветре. Произвел гипсотермические наблюдения».

В течение дня экспедиция Корженевского преодолевала расстояние, на какое современный путешественник в современных условиях тратит какие-нибудь час-полтора.

«На дороге, между прочим, выпал прекрасный случай видеть движение киргиз на Алай. Вспоминается мне где-то виденная картина "Великое переселение народов". Вот это величественное явление. Тысячи наряженных во все лучшее киргиз, тысячи увенчанных коврами верблюдов, лошадей, необозримое количество коз и баранов - все это неудержимым потоком движется на благодатный Алай. Это праздник народа. На обширных пастбищах Алая он выкормит свой скот, выкормит и поправит здоровье своих ребятишек господних, и, не думая о завтрашнем дне, будет наслаждаться роскошной природой…

Кочевники в Караколе – очень богатый народ. Ночью часов около 2-х меня разбудил страшный шум и дикие крики кочевников. Как потом утром оказалось, этот невозможный концерт вызван появлением пяти волков... Внимательность киргиз нарушила их планы, и они мирно отправились в горы…

Дорога на Кызыл-арт хорошо разработана, и благодаря пологому подъему этот перевал более доступен, нежели перевал Талдык. Дорога через этот перевал была построена в 1893 г. начальником Ошского уезда подполковником Б.Л. Громбчевским при участии инженера путей сообщения А.Е. Мицкевича. Во времена поездок на верхней точке перевала стоял обелиск с надписью «Перевал Талдык». От Гульчи 88 верст. За перевалом начинается, собственно, Памир. Встретил он нас снегом и пронзительным ветром. Особенно нам досталось от этих деятелей в верховьях реки Маркан-су».

В последующих записях Корженевского мелькает не совсем понятное современному читателю слово "рабат". Что это такое?  Рабат - это сводчатое сооружение из подручного материала, без окон, с одной-единственной дверью и с тремя последовательно располагающимися помещениями: первое - для очага и сторожей, второе - для солдат, а третье - для офицеров. Пол в солдатском и офицерском отсеках застилали кошмой (войлочным ковром). Рабаты были построены на всем пути через Восточный Памир в конце прошлого века в период работы русско-английской разграничительной комиссии в 1895 г., и руководил этой работой полковник Михаил Ефремович Ионов. Эти сооружения были предназначены для продвижения почты и для ночлега пеших армейских частей. Рабаты Маркан-су, Тукурбай (на берегу озера Каракуль), Музкол, Акбайтал, Кара-су, Чикавай, Чатырташ, Джартыгумбез, Сосыккуль (на берегу одноименного озера), Тагаракты располагались друг от друга в 25-35 верстах, т. е. в пределах однодневного пешего перехода. Во времена путешествия Корженевского в иных рабатах еще трудились сторожа и там были сменные лошади, но наш исследователь останавливался лишь в отдельных из них - нередко он преодолевал в день 40 и более верст. 

«2 июля. Река Акбайтал (рабат). Небо на Памире отличается особенно яркой и темной синевой. Да, позабыл! По выезде из Кара-куль меня догнал кирекеш и просил по приезде на Памирский пост доложить начальнику, что они - погонщики ишаков, нагруженных материалами для памирских построек, остались без хлеба и голодают, а ишаки от бескормицы – дохнут».

«4 июля в 19 часов. Вот уже третий день живу на забытой богом и людьми земле на Памирском посту». (Во времена строительства на Памире цепи рабатов было также решено воздвигнуть среди них и одно сооружение более обстоятельного характера - Памирский пост. В 1893 г. трудами солдат и казаков Памирского отряда под техническим руководством военного инженера Адриана Георгиевича Серебренникова на месте впадения реки Акбайтал в реку Мургаб и была выстроена небольшая крепость под названием - Пост памирский). 

«7 июля. Дорога идет сперва вниз по течению Мургаба, а на 10 - 12 версте поворачивает влево и ведет в долину р. Кара-су. Около дороги располагаются мощные лёссовые отложения. Пишу сейчас лежа на животе в юрте богатого бая. Имеет эта шельма до 1000 баранов, 80 кутасов и массу прочего скота... Сильнейший ветер провожал нас с момента выезда до прибытия в эту юрту. Порою его напряжение достигало такой степени, что лошадь приостанавливалась...»

«9 июля. От богача из Кальта-чулюка выехали в 9 ч. и на 5-й версте, перейдя бродом около Мазара р. Аличур, пошли по ее левому берегу на юго-запад... Попадались немало стад баранов и кутасов, порою в тысячи голов. Это все добро аличурских богатеев, откочевавших сюда с р. Памира и Зор-куля».

«11 июля. Мои желания исполнились. Сегодня я был на оз. Виктория (Зор-куль). На первых порах оно поразило меня своими неожиданно большими размерами, но к концу моего пребывания на нем, когда снежная метель немного успокоилась и очертания берегов до некоторой степени определились, можно было составить о нем более точное и верное понятие. В длину оно простирается верст до 18, а в ширину до 3,5 в наиболее широкой восточной части, представляя, таким образом, вытянутый эллипс, большая ось которого расположена с запада на восток. Доступно оно со всех сторон, так как большие снежные горы расположены несколько поодаль... Озеро пресное, с несомненными признаками рыбы. Вода серо-стального цвета с побежалостями, высокой прозрачности. Дно песчаное...»

«12 июля. Юл-Мазар. Сегодня Петров день, а холод невозможный! Получается почти невероятное, если сопоставить то, что сегодня происходит дома... и что мне приходится испытать здесь! Ночью шел все время снег, а на рассвете стал мешаться с дождем... К нашему благополучию выглянуло к концу пути солнышко и немного обсушило нас и обогрело».

«14 июля. Уюл. 7 час. Дорога от Юл-Мазара на Лянгар, при всей своей живописности, протянулась для меня до невозможности. Причиной тому то, что тропинка поминутно то спускается в глубокий овраг реки Памир, то подымается почти до линии вечного снега. На 20-й версте от Юл-Мазара на левой стороне реки открывается прекрасная панорама снеговых гор, и, наконец, перед самым Лянгаром, вырисовывается долина Пяндж. Душа радуется, когда после безлюдных, каменных памирских громад взор ласкается массой зелени и грудь жадно получает ароматный воздух полей. Таджики народ стройный, высокий, красивый, ясно выраженного европейского типа, они производят своим видом и прекрасным мягким языком впечатление весьма хорошее. Забиты они только и нерешительны до крайности. Жены их ходят с открытыми лицами, распущенными волосами и в достаточной степени неряшливы. Костюм их составляет холщовая или особого шугнанского сукна рубашка и такого же материала шаровары. Попадаются среди них очень хорошенькие, но с появлением постороннего, особенно европейца, стараются скрыться, потому что в противном случае им попадет от мужей. Живут они очень бедно. Главную жизнь их составляют молочные продукты и особый вид бобов».

«20 июля. Ишкашим (Вахан), р. Пяндж. Случилось в эти дни нечто, принудившее меня изменить немного свои планы. Мирно выехали с казаками из Птуйа на Ишкашим, я в кишлаке... встретил "тюрей" (вероятно, гонец или гость) - Николая Трофимовича Давыдова, заведующего хозяйством Памирского отряда, и Евгения Владимировича Скобина, направлявшихся, как мне еще в ночь сообщили прибежавшие таджики, в Лянгар, к Галявинскому. Начались приветствия и расспросы, и меня силком вернули назад в Лянгар, чтобы провести вместе вечерок, а затем на другой день вернуться в два перехода на Ишкашим вместе с начальником поста Скобиным.

Странным кажется, между прочим, как не дорожат памирские обитатели своим временем и пространством. Проехать, например, к товарищу на рюмку водки в три дня за 300 верст, как это сделал Давыдов, дело по памирским понятиям пустяковое, плевое. Нужно, впрочем, признать, что не имея такого обыкновения, привычки к невероятным переходам в нашем европейском смысле, памирским обывателям пришлось бы очень плохо и они были бы обречены на полнейшее одиночество...».

«21 июля. Около 8 ч. вечера, страшно измучившись после 80-верстного перехода, мы приехали в Ишкашим... Кругом надвинулись мрачно горы, к реке [Имеется в виду река Пяндж] расстилается облепиховый лес, низкорослый, колючий. Жизнь на посту тяжела, безотрадна».

«25 июля. Сегодня после обеда прощаюсь с Хорогом. Хорог расположен на самой реке Гунт, шириною в этом месте до 15 сажен. Река глубокая, с чрезвычайно быстрым течением. Водятся османы, усачи, маринка...».

«26 июля. Кишлак Ривак (Шугнан). День яркий и ясный, на небе ни облачка. Тепло немилосердно. Надо мной погода вообще смеется. Как в дорогу - жара, а приедешь на место, вместо желанных астрономических наблюдений, требующих ясного дня, наступает пасмурная и ветреная погода. Так было в Ишкашиме, Зор-куле и Хороге. Дорога на первых верстах напоминала ишкашимскую, т. е. идет с перевала на перевал, но вскоре принимает более ровный характер. Ривак очень картинно расположен в ущелье Гунта среди густой, тенистой зелени, но беднота, как вообще в большинстве таджикских селений – страшная».

«27 июля. Урочище "Джелянды", на реке Токуз-булак (почт. юрта), 37 верст от Ван-кала. Местность до Джелянды как две капли воды похожа на минувшую долину Гунта, одно только бросается в глаза - уменьшение зелени как в качестве, так и в количественном отношении, да и чаще стали покрикивать сурки. Верстах в семи от Афган-кала пришлось переехать Токуз-булак по таджикскому мосту. Сооружение, как и все вообще таджикские постройки такого рода, удивительное и головоломное. Обошлось, положим, все благополучно».

«29 июля. Озеро Сосык-куль. Опять, после многих мытарств, переездов, многочисленных недоеданий, недосыпаний попал на озеро Сосык-куль».

«6 августа. Озеро Кара-куль (рабат). На дороге случился инцидент, чем окончится, неизвестно, но во всяком случае очень болезненный. Неподалеку от рабата, объезжая караваны вьюченных лошадей с двумя киргизами, меня лягнула одна из лошадей, и так, что если бы удар не пришелся главным образом по стремени, то быть бы мне без ноги. Конечно, ушибленная часть опухла, и пришлось ехать в чулке. Возмутительно было, что киргизы, видя, как я, почти кувыркаясь, соскочил с лошади и нуждаюсь в помощи, спокойно, не оглядываясь, продолжали свою дорогу. Сазонов им напомнил, как нужно поступать в таком случае... Видел пик Кауфмана (в 1928 г. переименован в пик Ленина).

«7 августа. Бор-даба. Вот и с Памиром мы распрощались и попал опять в Бор-дабу... Дров, как и в первый раз, не оказалось, и на наши желудки надвигалась перспектива подождать завтрашнего дня. Но Сазонов выкроил огромное полено арчи у своих земляков, здешних таможенных объездчиков. Вскоре поэтому поспел чай, баурсаки, и теперь шипит даже плов. Сегодняшний день выдержал характер, нигде погода не сорвалась на снег, и даже на Маркан-су по-прежнему дул головоломный ветер.

  «10 августа. А хороша гроза в горах, особенно в больших! При каждом ударе поднимается нечто невообразимое - и хохот, и стон, и вой. Все это мешается в диком беспорядке, и своей страшной силой прямо оглушает путешественника. Вечерок теперь хорош, и есть надежда, что завтра доплетемся до Гульчи не по дождю».

Первая экспедиция Николая Корженевского приближалась к своему завершению: без малого за два месяца его караван вьючным порядком прошел около 1500 километров. Свои памирские впечатления будущий ученый изложил на страницах журнала "Труды Общества землеведения", что при Петербургском университете. Эта географическая публикация молодого Корженевского вызвала в научных кругах живой интерес. В рецензиях, в частности, было отмечено "недурное общее географическое описание и ряд интересных наблюдений". К тому же Николая Леопольдовича избрали действительным членом Общества землеведения.  Окрыленный успехом своей первой экспедиции, Корженевский уже в следующем, 1904 г., предпринял новую вылазку в "свою" горную страну, на этот раз в верховья реки Муксу. Прошлогодние невзгоды забыты, и, возбужденный от новой встречи с Памиром, он 3 июля записывает в дневник: «Урочище Сары-булак. Приехали сюда около 6 ч. вечера, сделавши переход в 30 верст. Дорога восхитительна, но в смысле живописности. Дикие, безумно высокие скалы с площадками изумрудной альпийской зелени и одиночными, оригинально прелестными экземплярами арчи, производят неотразимое впечатление…».

  «4 июля. Сары-булак. Дорога удобствами движения по ней похвалиться не может, так как слишком камениста и образует иное количество сквернейших подъемов и спусков, как, например, перед выездом в Кичик-алай... Дорога также переходит по зыбучим, узеньким мостикам с берега на берег, окутанный разнообразной зеленью, и идет порою среди каменистых нагромождений, образуемых обильными осыпями. С грехом пополам заловили киргиза, знатока этих мест и, в частности, дороги на Сарык-могол. Говорит, что на перевале много снегу и что послезавтра можем выйти в долину Алай».

  «6 июля. Стоянка на левом берегу р. Сарык-могол (алайский), не доходя 8 верст до долины. Дорога делается отвратительной, так как до невозможности завалена гранитными и известковыми валунами. Перед тем как тропинке повернуть снова на юг, видны с правой стороны огромные массивы гранита, так что предположение Эдельштейна о том, что центральной частью в Алайском хребте нужно признать горы Аир-таш (на основании кристаллических пород, составляющих их, - гранит), нужно признать недоказанным и считать по-прежнему хребет, дающий перевалы Киндык, Сарык-могол и т. д., - центральным…».

  «8 июля. Дневка (там же). По краям плато, на котором расположен наш аул, тянутся мягкими овальными очертаниями крайние отроги Алайского хребта. Ниже нас и вперед на юг привольно разметнулась долина Алай с тугой травой, с пестреющими на ней стадами баранов, коз, верблюдов и прочей живности немудрого киргизского хозяйства. Замыкается долина несравненно великолепным Заалайским хребтом с грандиознейшей вершиной Кауфмана (пик Ленина) посередине, засыпанной до подошвы снегами, с раскиданными по всем частям своего могучего тела массивнейшими ледниками, искрящимися на солнце тысячами звездочек, этот хребет оставляет огромное впечатление. Он прямо-таки давит своим величием, неимоверной высотою, и в то же время это наилучший выразитель могущества природы... По приезде сюда фотографировал вид на Заалайский хребет с пиком Кауфмана в голове. Сегодня утром, когда Заалай со своими снежными пиками был свободен от облаков, я опять его фотографировал».

Николай Леопольдович значительное место отводит в дневнике своей фотографической деятельности. Оно и понятно: ему нужно доставить в Петербургское горное общество "описание путешествия с фотографиями". Однако чаще фотообъектив Корженевского задерживается на Заалайском хребте и на его (и всей Российской Империи) высшей точке, нареченной именем покойного генерал-губернатора Туркестана Карла Кауфмана. Так, 16 августа 1910 г. Корженевский внес в дневник: «Перед выездом из Сарык-могола я снял еще раз пик Кауфмана на переднем плане. Картина была настолько хороша, что не мне удержаться от фотографирования».

А вот спустя четыре года, 16 мая: «По дороге от Коман-су снял пик Кауфмана, то же сделал и от переправы близ устья р. Кашка-су.

Этот фотографический интерес Корженевского, думается, в комментариях не нуждается. А позже, во время экспедиции на Сарезское озеро в 1923 г., Корженевскому довелось работать даже в качестве кинооператора. Но вот где сегодня эти отснятые тогда триста с лишним метров кинопленки, как и множество экспедиционных фотоснимков, это вопрос. В деле Корженевского в Ташкентском госархиве фотографий, может быть, всего около полусотни штук, да и те, как правило, личного характера, незначительных форматов и неважного качества.

Несмотря на стесненные условия экспедиции и трудности передвижения, Корженевский держал при себе и небольшую библиотечку. Как только выдавалась дневка, он сразу брался за чтение. 8 июля 1904 г. он поделился впечатлениями от прочитанного.  «Вчера познакомился с трудом ботаника Липского, работавшего в течение трех лет на хребте Петра Великого. Благодаря обилию мелочей теряются более существенные выводы, так что впечатление остается какое-то неопределенное. В ботаническом отношении там собран значительный материал, но отсутствует какое бы то ни было заключение по вопросу о флоре хребта». В тот же день он поделился и другими впечатлениями: «Просматривал книгу Мушкетова "Туркестан". Работа очень интересная и представляет собою собрание в известной обработке всего, что имелось в специальной литературе по геологии и орографии края. Книга эта в настоящее время представляет библиографическую редкость, так как издание давно уже разошлось... И.В. Мушкетов летом 1877 г., отправившись из Ферганы через перевал Кара-кызык, достиг Алая и оттуда по перевалу Терсагар проник в верховья р. Мук-су».

  «9 июля. Урочище Кара-су (зимовки, не доезжая Мазара). Завтра, вероятно, войдем в ущелье Алтын-дар, до которого по 10-верстовой карте осталось не более 20-25 верст, что в сравнении с сегодняшним переходом – пустяк».

  «11 июля. Урочище Гозегой. Как только я напился здесь чаю, то решил тотчас же поехать на Саук-сай и Мук-су и на месте, так сказать, ознакомиться с положением дел. Пройдя несколько сажен от аула, мы выехали на край глубочайшего обрыва, на дне которого, стиснутое огромнейшими горами, приютилось урочище Кутас-гушта с Алтын-Мазаром, белевшим своими постройками среди зелени облепихи и тала. Картина была великолепная, сильно напоминавшая вид, который открывается на долину Пянджа, когда подъезжать со стороны Юл-Мазара к посту Лянгар-гишт. Ущелья рек Саук-сая, Каинды, Сель-су, Мук-су видны как на ладони... Как теперь окончательно выяснилось, пройти по Мук-су (пешком) до Домбурачи и по Саук-саю, а также наведаться на ледники Федченко и Танымас возможно только осенью, в первых числах сентября, когда прекращается таяние ледников и приток воды прекращается. Тохтур-бай и киргиз этого аула Асан головою ручаются, что в это время (осенью) возможно пройти повсюду, и притом они сами пойдут провожать. Ввиду всего этого завтра поворачиваю назад на Дараут-Курган, Маргилан, в Ош...».

«12 июля. Урочище Сартагай. День или, точнее, утро было восхитительное. На великанах Сандалика, Музджилга, ярко сверкавших своими мощными ликами на темной лазури неба, были видны до необычайной ясности мельчайшие подробности».

«14 июля. Крепость Дараут-Курган. Прощай, старина Заалай, прощай со своими могучими пиками, вечными стражниками пустынного Памира. Когда-то вновь полюбуюсь бриллиантовыми кронами твоих величественных вершин. Прощай!».

Следующий беспокойный 1905 г., взбудораженный революционными событиями в России, стал в жизни Корженевского не менее значительным. Совершив вылазку в Алайскую долину, он, среди прочих перевалов Алайского хребта, им описанных, открыл и доселе неизвестный перевал Кальтабоз, путь через который из Алайской долины в Ферганскую стал гораздо короче (об этом Корженевский писал в "Туркестанских ведомостях", № 108 за 1905 г.). Тем не менее, современному читателю упоминание об этом открытии может показаться незначительным, а само открытие - преувеличенным. На самом деле для того времени это было довольно важное открытие, как с экономической точки зрения, так и с военной. Ведь в ту пору передвигались на Памире либо пешком, либо в седле. 

А осенью 1905 г. Николай Леопольдович женился на дочери командира своего батальона Сергея Ивановича Топорнина, на 24-летней Евгении. Началась его долгая и счастливая, хотя и бездетная, супружеская жизнь. Спустя несколько лет, после окончания Интендантской академии (1909), молодые Корженевские предприняли поездку в Европу. Первым делом ученый-гляциолог направился в Швейцарию для ознакомления с тамошними классическими ледниками. На привыкшего к нетронутой величественной природе Памира Корженевского ледники Бернских Альп не произвели должного впечатления. "Что это за ледник, на который можно подъехать в коляске?!" - вспоминала позже реакцию своего мужа Евгения Сергеевна. 

Годы учебы и профессионального усовершенствования основательно "съели" свободное время, и он уже не первый год не имеет возможности участвовать в экспедициях. Счастливый 1910 г. прервал, наконец, эту череду томления, и свой очередной отпуск Николай Леопольдович проводит вновь на Памире. К тому времени чета Корженевских уже переехала в город Скобелев (ныне узбекский город Фергана). 

И вот настал день, когда Корженевскому суждено было сделать первое свое принципиальное открытие (1910). 31-летний офицер открыл доселе неизвестный "куполообразный пик, который... хотел бы назвать пиком Евгении...".

Евгения Сергеевна, верная спутница жизни ученого, с пониманием относилась к экспедиционной жизни своего вечно куда-то командированного мужа. А это совсем не маловажно для полевого человека. Не по годам мудрая Евгения стала тем тылом, тем питающим душу успокоительным источником, где исследователь находил покой после изнурительных путешествий и где созревали новые замыслы. Сила духа Евгении помогла им выстоять и в непростые дни октябрьской революции... Однако уже осенью 1918 г. власть в Ферганской области поменялась - большевиков вытеснили отряды белогвардейцев и националистов из "Кокандской автономии". Началось басмачество... Вскоре революционные порядки были восстановлены. Из Алма-Аты пришли части Красной Армии и началось выявление скрывавшихся белогвардейцев и сочувствовавших им граждан. В такой ситуации положение Корженевского было не слишком завидным. Он ведь с 1914 г. по 1916 г. во время первой мировой войны находился на Западном фронте в составе 1-го Туркестанского корпуса и в Скобелев возвращался 25 марта 1917 г. в чине полковника после расформирования старой доблестной русской армии... По всему городу прошел слух, что под репрессии революционно настроенных людей попадут первым делом кадровые офицеры и интеллигенция. И многие предпочли скрываться. Советовали и Корженевским уйти на Памир, однако Николай Леопольдович категорически отверг это предложение: "Если и умрем, то будем жертвами революции!". Но жизнь постепенно вошла в мирное русло. Евгения Сергеевна, владеющая немецким и французским языками, была назначена учительницей в ферганскую среднюю школу, или, как тогда еще говаривали, "в школу старшей ступени". Директор школы Яхонтов, узнав о научной деятельности Николая Леопольдовича и о его членстве в ряде научных обществ, пригласил его тут же на должность учителя по физике, туркестановедению и космографии. А следом на него обратили внимание и командиры Красной Армии: его вновь призвали на военную службу.

Первоначально, судя по сохранившемуся военному протоколу, он в ноябре 1918 г. был назначен преподавателем военной географии на ферганских пехотных курсах, а затем переведен на должность начальника снабжения 2-й ферганской дивизии. Но, где бы и в каком качестве он ни работал, везде деятельность Корженевского вызывала интерес. Этим, вероятно, и отличается личность от персоны ординарной.

В 1920 г. Корженевский был вызван в Ташкент командующим войсками Туркфронта М.В. Фрунзе и назначен начальником снабжения фронта. Одновременно с военным назначением Корженевского ввели и в состав организационной ячейки по формированию в Туркестанском государственном университете военного факультета. 15 мая 1922 г. квалификационная комиссия университета утвердила его в должности профессора по кафедре географии. В последующие годы ученый был избран профессором физико-математического факультета и факультета обществоведения. Деятельность Корженевского вновь стала обустраиваться на рельсах науки, впереди был наиболее плодотворный период его жизни. 

В 1926 г., после очередной поездки на Памир, Николай Леопольдович приступил к составлению своей, ставшей впоследствии знаменитой, карты ледников. Работу над первоначальным вариантом он завершил уже в следующем году. Это дело было исключительной важности не только потому, что Памир был изучен еще довольно-таки поверхностно и бессистемно, но и потому, что лед и снег в горах – это, прежде всего, аккумулированная для азиатских полей Влага. А что значит вода для человека в Азии, объяснять не приходится. Вот какую картину нарисует Корженевский три десятилетия спустя: «По развитию области оледенения и по количеству ледников Средняя Азия занимает одно из первых мест на земном шаре. Если еще совсем недавно в глазах многих исследователей возможность обширного оледенения в этой области нашей страны как-то плохо вязалась с ее общеизвестной сухостью, то теперь в результате систематических исследований выявилась картина совершенно исключительного оледенения в горных областях Средней Азии» (Газета "Правда Востока", 29 сентября 1934 г.).

Составление Корженевским карты-схемы ледников было расценено многими историками и биографами ученого как важное событие. В 1928 г. план-схема ледников был неоценимой подмогой для членов советско-германской памирской экспедиции при ликвидации "белых пятен" Памира. Исследователи высоко оценили труд Корженевского, который, кстати, и сам участвовал в работе этой экспедиции. 

В последующие годы ученый уточнял и дополнял свою карту ледников. Работа была завершена в 1930 г. и издана в Ташкенте под названием "Каталог ледников Средней Азии". Этот труд охватил 1236 ледников Тянь-Шаня и Памиро-Алая с указанием их местоположения, высоты конца ледника и высоты снеговой линии над уровнем моря, местонахождения отметок, позволяющих наблюдать за скоростью движения ледников... В каталоге имеются также сведения об исследователях, которые первыми увидели тот или иной ледник и его описали. 

В те же годы состоялось и третье принципиальное открытие Корженевского. 25 февраля 1927 г. в Ташкенте, на заседании Среднеазиатского отдела Русского Географического Общества, ученый сделал доклад об итогах своей прошлой экспедиции. Приведенные им новые данные о хребтах Сельтау и Куй-Лазырь произвели сенсацию: новый горный хребет на Памире! Но у этого открытия была длинная предыстория. 

В первой четверти XX в. (1904, 1910, 1914, 1923-1926 гг.) Корженевский побывал в разных районах Памира. Научные наблюдения и анализ работ других ученых привели Корженевского к открытию на Памире нового мощного хребта: «Главная цепь хребта Петра I примыкает на востоке к меридиональному поднятию, отходящему от пика Музджилга на юго-юго-запад... Описываемое поднятие, по нашим наблюдениям, является водоразделом истоков Мук-су, Гармо и Ванча, представляя одно из замечательных и необычайно высоких поднятий всей Средней Азии. Так как этот водораздел не имеет совершенно никакого названия, а между тем в строении ледниковой области на границе Памира с Дарвазом ему принадлежит чрезвычайно важная роль, то мы предлагаем именовать эту цепь хребтом Академии в честь Союзной академии наук, которой принадлежит столь видное и почетное место в деле исследования Средней Азии... В глубине Танымасского ущелья я увидел грандиозную вершину (6623 м), которую и позволил себе наименовать вершиной "Карпинского" в честь Александра Петровича Карпинского, маститого президента Союзной академии и виднейшего геолога Союза, последователи и ученики которого ведут ныне столь деятельное и плодотворное исследование Средней Азии».

Что же именно привело Корженевского к открытию? 

Одни исследователи видели эту меридиональную возвышенность с востока, другие - с запада, одни называли ее по-тюркски - Сельтау, другие по-персидски - Куй-Лазырем, хотя речь шла об одном и том же. Последнее обобщающее слово, которое ставило все на свои места, и принадлежало Корженевскому. Какую же должен был человек иметь интуицию, чтобы умозрительно, не видя это явление целиком и располагая только отрывочной информацией, предугадать наличие этого грандиозного горного строения природы, т. е. цепи вершин, простирающихся не только в одном направлении, а местами даже исчезнувших под ледниками. Как многие небесные тела были открыты в тиши научных кабинетов, так и Николай Корженевский открыл вдали от Памира, в Ташкенте, этот величайший хребет Памира. Когда на алтарь науки вместе с анализом уже известной информации он положил свои наблюдения-размышления и об этом 25 февраля 1927 г. сообщил собранию Среднеазиатского отдела Русского Географического Общества, то все действительные члены общества единодушно признали Николая Корженевского первооткрывателем этого горного хребта. Длинная история исследования Памира подтверждает это по сей день. 

Мы сосредоточили внимание лишь на трех важнейших открытиях ученого. Но пройденные им тридцать тысяч экспедиционных километров дали нам и множество других, больших и малых, открытий. Николай Корженевский оставил 177 научных статей и монографий. Его научная деятельность была отмечена обществом самым достойным образом: в 1937 г. без защиты диссертации ему присудили звание доктора географических наук, а двумя годами позже он уже Заслуженный деятель науки Узбекской ССР. За педагогическую и научную деятельность он дважды награжден орденом Трудового Красного Знамени. В 1947 г. Николай Леопольдович избирается членом-корреспондентом Академии наук Узбекской ССР.

Н.Л. Корженевский до конца своих дней руководил кафедрой физической географии Ташкентского государственного университета. В 1957-1958 гг. Корженевский был научным консультантом экспедиции Академии наук Узбекской ССР на ледник Федченко по программе Международного геофизического года, детально разработав для нового поколения исследователей план научных изысканий.