Альпинисты Северной Столицы

1933. Первовосхождение на пик Сталина

По книге Ромм М.   : Ташкент, ОГИС, 1934.

Подробней читайте в 3 томе «Альпинисты Северной столицы»

Посвящается 80-летию первого восхождения на пик Сталина

(Коммунизма, Сомони)

Небольшой экскурс в историю освоения горных районов Таджикистана, где на стыке хребтов  Академии наук и Петра Великого находится пик Сталина, переименованный позднее в пик Коммунизма, а в настоящее время  это пик Измаила Сомони – основателя Таджикского Государства. В период 1921-1933 гг. Памиро-Таджикские Экспедиции (ПТЭ) обследовали «белые пятна» Памира в районах хр. Академии наук и Петра Великого, включая весь район ледника Федченко. В 1932 году тремя экспедиционными отрядами Н. Крыленко, Н. Горбунова и И. Дорофеева была решена «проблема пика Гармо». Группа Крыленко взошла с ледника Гармо на плечо настоящего пика Гармо (хр. Академии наук), группа Горбунова обследовала район пика «7.495» с востока со стороны л. Бивачный, а группа Дорофеева проникла в район ледников Фортамбек и  Вальтера. Сделанные ими геодезические засечки показали, что пик Гармо и пик «7.495» – две совершенно разные вершины, удаленные друг от друга на 20 км. Это было выдающееся географическое открытие: впервые на карту была точно нанесена высшая точка Памира – пик «7.495»  и СССР.  Есть данные (Д. Затуловский, И. Дорофеев, Е. Белецкий) о том, что группе Горбунова в том же 1932 году, в конце полевого сезона удалось подняться на пик «7.495» до высоты от 5.600 м или до 6.200 м (по разным источникам). Скорее всего, альпинисты преодолели два первых легких жандарма (из шести, расположенных на гребне), то есть они поднялись  до высоты 5.800 м. По предложению участников экспедиции вершина «7.495» зимой 1932 года была названа пиком Сталина.

Сведения из различных источников в Интернете И.А. Поповой 

 В 1933 году был сформирован специальный отряд под руководством Н.П. Горбунова

 с целью восхождения на пик «7.495» .

 Горбунов руководил также всей Таджикско-Памирской экспедицией.

Начальником оперативной группы был А.Ф. Гетье ,

далее группу составляли альпинисты Е. Абалаков,

Д. Гущин ,

А. Цак,

 Харлампиев-младший, 

Н. Николаев и Г. Шиянов .

 В качестве доктора в состав отряда вошел врач – альпинист Маслов.

В мае – июне все участники экспедиции, в составе которой находился и автор настоящих строк, принимавший участие в качестве специального корреспондента газеты «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», разными группами выехали в город Ош (Киргизия).

В Оше находилась база всех отрядов Таджикско-Памирской экспедиции. В начале июля наша группа выехала на двух грузо­вых автомобилях из Оша на Памир. 200 километров автомобильной дороги доставили нас на погранзаставу Бордоба.

Из Бордобы нам предстояло идти походным поряд­ком по Алайской долине, Терс-Агарскому ущелью и ледникам Федченко и Бивачному к подножью пика Ста­лина.

 В Бордобе к нам подошел молодой чело­век и отрекомендовал себя кинооператором Ленинградской фабрики Союзкино Капланом .

 Он был командирован в нашу группу, чтобы участвовать совместно с нами в экспедиции на пик Сталина.

22 июля наш маленький караван на трех верблюдах, двух вьючных и двух верховых лошадях тронулся в путь.

30 июля мы добрались до «Базового лагеря» .

29-го июля наши альпинисты, которые были уже в «Подгорном лагере»

под пиком Орджоникидзе, впервые поднялись на восточное ребро п. Сталина, устроив у его подножья на высоте 5.600 м первый высокогорный лагерь. 30-го июля группа вышла на обработку жандармов.

Первая тройка в составе Абалакова, Гущина и младше­го Харлампиева, пройдя легкий первый жандарм и оста­вив на втором веревки, которые должна была закрепить вторая группа, пошла дальше к третьему жандарму. Вторая группа в составе Гетье, Харлампиева старшего и Николаева подошла ко второму жандарму .

Гетье и Харлампиев стали подниматься на жандарм с тем, чтобы закрепить веревки и спустить одну из них Николаеву. Когда Гетье вышел к вершине жандарма, он увидел Николаева, который вместо того, чтобы ждать веревок, лез по жандарму в лоб. Потом Гетье увидел, как из-под руки Николаева вырвался камень, ударил его по плечу, сбил с жандарма на ребро, как Никола­ев пытался удержаться на ребре, как вслед за первым камнем посыпались другие, вместе с ними Николаев стал падать вниз по почти отвесному фирновому склону. Пролетев около 500 метров, он исчез в скалах и снеж­ных сбросах.

3-го августа наши лучшие альпинисты Абалаков, Гущин и Гетье вновь поднялись в лагерь с носильщи­ками, чтобы продолжать обработку жандармов. Шесть дней пробыли они на ребре, преодолевая один жандарм за другим. Альпи­нисты установили на высоте 5.900 м второй промежуточный лагерь.

7-го августа были обрабо­таны первые четыре жандарма. Пятый жандарм казался недоступным, но благодаря скальному искусству Абалакова удалось его преодолеть.

8-го августа был преодолен пятый жандарм. С его вершины альпинисты в бинокль исследовали шестой жандарм. Он был труден, но проходим, однако они отка­зались от мысли обработать его. Уже шесть дней альпинисты про­вели на высоте свыше 6.000 метров, были сильно утомлены и, кроме того, весь запас веревок и лестниц кончился.

9-го августа спустились в ледниковый лагерь.

Работа, проделанная Абалаковым, Гущиным и Гетье была огромна, но все же она не могла возместить от­сутствия носильщиков и ослабление группы. Подготовка к восхождению не была закончена – лагеря на высоте 6.400 и 7.000 не были поставлены, а в лагерях «5.600» и «5.900» было мало продовольствия.

11-го августа, была сделана попытка продолжить подготови­тельную работу силами Цака, Шиянова и доктора Маслова. Совместно с носильщиками они должны были по­пытаться занести палатки и продукты для верхних лаге­рей – к подножью шестого жандарма.

12-го носильщики вернулись из лагеря «5.600». Один из них, киргиз, Джамбай Иргале наверху заболел. Сначала мы думали, что это просто тяжелая форма горной бо­лезни. Ночью мы давали ему кофеин для поддержания сердечной деятельности.

13-го сверху спустились альпинисты, и доктор уста­новил у Джамбая двустороннее крупозное воспаление легких. Несмотря на принятые меры, к вечеру Джамбай умер. Его похоронили неподалеку от лагеря, и его то­варищи по киргизскому обычаю разукрасили его могилу разноцветными тряпочками.

Цак, Шиянов и доктор не выполнили возложенных на них задач. Им помешали туман и болезнь носиль­щиков. Итак, приходилось пытаться идти на вершину из лагеря «5.900», занося попутно с собой палатки и про­дукты для верхних лагерей. Это, конечно, значительно понижало шансы на успех.

Стояла чудесная солнечная безветренная погода. День за днем проходил в ожидании Николая Петрови­ча Горбунова и каравана с грузами. В любой момент пого­да могла испортиться. Кроме того, продукты и топливо были на исходе и мы с нетерпением ожидали подкрепления снизу.

20 августа пришел долгожданный караван, и с ним – Горбунов.

Прибывший с караваном М.В. Дудин взял на себя административно-хозяйственную заботу жизни лагеря, а Гетье и Горбунов немедленно приступили к выработке плана восхождения. Было решено, что в штурме вершины примут участие шесть человек, разби­тых на две связки. В первой связке должны были идти Абалаков, Гущин и Шиянов, во второй – Гетье, Гор­бунов и Цак. Трое лучших носильщиков – таджики Нишан и Ураим Керим и киргиз Зекирпрен придавались первой связке. Остальные двое – киргизы Ураин Ташпек и Абдурахман должны были сопровождать вторую. Пер­вая связка начинала штурм вершины 22-го августа, 2-ая – 23-го. На протяжении всего восхождения обе связки должны были действовать в строгом согласовании по календарному плану…

План восхождения был нарушен с самого начала. 21-го августа за ужином попалась банка не совсем све­жих овощных консервов, и Шиянов отравился. На дру­гой день ему пришлось отказаться от выхода в первой тройке с тем, чтобы 23-го примкнуть ко второй связке. Таким обра­зом, 22-го августа на штурм пошли Абалаков и Гущин с тремя носильщиками.

23-го двинулись в путь остальные четверо. Мы про­вожали их до лагеря «5.600».

Вечерело. Только несколько минут можем мы пробыть в лагере. Мы прощаемся с нашими товарищами, которые завтра начинают подъем по ребру, и спешим вниз. Бы­стро спускаемся со скал, проходим лавинный участок, и в полной темноте достигаем ледникового лагеря.

Потянулись долгие дни ожидания…

Видели, как 24-го августа первая группа с тремя носильщиками поднялась из лагеря «5.600»  по ребру и скрылась в районе верхних жандармов. Затем, к вечеру носиль­щики спустились в лагерь «5.600», а позже туда поднялась и вторая группа.

25-го на горе не было видно никакого движения.

В ледниковый лагерь приходили сверху носильщики и приносили записки от Горбунова и доктора. Горбунов писал о том, что в верхних лагерях мало продуктов и лекарств. По этим запискам мы видели, что восхождение задерживается. Последняя записка Горбунова из лагеря «6.400» была датирована 27-ым августа, т.е. тем днем, когда по плану должна была быть взята вершина. Горбунов писал, что наверху почти нет продуктов и настойчиво просил Маслова принять все меры и заставить носильщиков еще раз подняться по реб­ру с продовольствием. После этого переписка прервалась.

29-го мы видели с нашего наблюдательного пункта всех шестерых штурмовиков, связанных попарно и пересекавших огромные фирновые поля над ребром на высоте приблизительно 6.600 м. Они поднимались к ме­сту последнего лагеря.

30-го к вечеру испортилась погода. В туман надо от­сиживаться в палатках. Но для этого надо иметь про­дукты, а мы знали, что у наших товарищей продуктов было очень мало.

31-го утром туман сгустился.

Накануне вечером из нижних лагерей пришел наш караван с продуктами.

Первого сентября выпал снег, превратив теплую сол­нечную осень в зиму.

К нашему удивлению, к вечеру второго сентября на леднике вместе со спускавшимися из лагеря «5.600» но­сильщиками, показались две фигуры, одетые в белые ватные костюмы, в которых мы узнали штурмовиков. Это оказались Шиянов и Гущин. Усталой походкой, опи­раясь на ледорубы, с трудом передвигая ноги, они прибли­жались к палаткам. Левая рука Гущина была забинтована.

Придя в лагерь, они разделись и сразу легли спать.

На другой день мы узнали от Гущина и Шиянова о том, что происходило наверху до того дня, когда им при­шлось вернуться вниз.

23-го августа первой связке не удалось выполнить план. Когда Гущин и Абалаков с носильщиками поднялись из лагеря «5.600» к лагерю «5.900», они увидели, что передвижкой льда палатки сдвинуты с места и висят над трещиной. Пришлось вырубать для них новое место, что отняло около четырех часов. Когда работа была окон­чена, было уже слишком поздно, чтобы продолжать во­схождение.

24-ое было днем тяжелых неудач. Носиль­щики, поднявшись до 5-го жандарма, отказались идти дальше. Уговоры не помогли. Носильщики сложили свой груз у подножья пятого жандарма и пошли вниз. Абалаков и Гущин, по­ложив в рюкзаки палатки для лагеря «6.400» и немного продовольствия, продолжали восхождение. При переходе с 5-го на 6-ой жандарм Абалаков, шедший, как всегда, первым, преодолевая отвесный кулуар, стронул с места камень. Камень полетел вниз, увлекая за собой еще несколько камней. Гущин, стоявший внизу на страховке Абалакова, пытался увернуться от каменного дождя, но один камень перебил веревку, которой были связаны альпинисты, а другой упал на левую руку Гущина, ко­торой он держался за скалу. Указательный палец и ла­донь были рассечены до кости. Гущин, обливаясь кровью и с трудом сохраняя равновесие, балансировал над про­пастью. Абалаков быстро бросился к нему, связал ве­ревку и наложил повязку.

Что было делать дальше? Идти вниз Гущин один не мог. По ребру можно было спускаться только вдвоем. Идти вниз вместе с Абалаковым значило сорвать все восхождение, так как план предусматривал согласован­ную работу обоих групп. И Гущин с тяжело поврежден­ной рукой пошел дальше. Поздно вечером, почти в тем­ноте, альпинисты с огромным трудом преодолели шестой жандарм. Наверху, на небольшой скалистой площадке они вбили в скалу крюки, расстелили палатку, залезли в нее, привязав себя к крюкам, чтобы ночью не упасть в пропасть, и легли спать.

25-ое было критическим днем восхождения. После настоятельных уговоров Горбунова, находившегося со второй связкой в лагере «5.900», носильщики понесли наверх радиостанцию. Исход восхождения зависел от того, сумеют ли они на этот раз преодолеть ребро. К вечеру Абалаков и Гущин, отдыхавшие в лагере «6.400» от напряжений предыдущего дня, услышали на скалах го­лоса, а затем с радостью увидели носильщиков, сумев­ших, наконец, пройти по ребру. Радиостанция была на­верху, восхождение могло продолжаться.

26-го вторая группа поднялась в лагерь «6.400». Носильщики вновь заболели на высоте, и их пришлось отправить вниз. Самая трудная часть пути была позади, но положе­ние было все же очень трудным. Продукты были на ис­ходе. Их могло хватить только в том случае, если б удалось закончить восхождение без всяких задержек. Между тем, стрелка анероида беспокойно металась по шкале, предсказывая перемену погоды. Учитывая это, Горбунов взял на учет продукты и ввел строжайшую полуголодную норму.

27-го Гущин и Абалаков занесли радиостанцию на высоту «6.900» м и выбрали место для последнего лагеря. Принимая во внимание огромную трудность пе­реноски грузов на высоте, нужно удивляться силе и вы­носливости этих двух людей, особенно Гущина, который продолжал работать с раненой рукой.

28-го Гетье и Цак спустились к пятому жандарму, захватив с собой, оставленные там носильщиками продукты и вновь поднялись в лагерь «6.400».

29-го все шесть альпинистов поднялись на 6.900 м и установили последний лагерь. Вершина была близка. В случае удачи ее можно бы­ло достигнуть в один день, и все-таки, троим, пришлось отступить. Гущин уже шесть дней шел с больной рукой. Рука распухла, рана гноилась. Шиянов так и не оправил­ся и чувствовал себя слабым. Цак боялся отморозить ноги в слишком тесных шекельтонах.

Цак, Шиянов и Гущин пошли вниз, причем Цак дол­жен был остаться в лагере «5.900» и при первой воз­можности подняться с носильщиками и с продуктами вверх по ребру на помощь штурмовикам. Уходя, Цак, Шиянов и Гущин видели, как Абалаков и Гетье, взвалив на спину разобранную на две части радиостанцию, направились к вершине. Абалаков шел с трудом, для Гетье груз был явно непосильным. Каждые 10-15 шагов он падал в снег, едва переводя дыхание. На некотором расстоянии за ними шел Горбунов.

Цак в тот же день достиг лагеря «5.900». Гущин и Шиянов остались ночевать в лагере «6.400», так как у Гущина нестерпимо болела рука. На другой день они продолжали спуск. Погода испортилась. Дул сильный ветер, грозивший сорвать альпинистов с ребра…

Гущин с раненой рукой шел первым, полубольной Шиянов шел за ним, страхуя его. То, что этим двум больным людям удалось благополучно спу­ститься по страшному ребру, надо признать исключитель­ной удачей.

Ночь с 31-го августа на 1-ое сентября за­стала их на маленькой площадке на пятом жандарме. Здесь они расстелили свои спальные мешки, Шиянов по­мог Гущину раздеться, и они расположились на ночлег. Ночью шел снег, закрывший своей пеленой скалы жан­дармов и удвоивший опасность спуска.

1-го сентября вечером Гущин и Шиянов добрались до ла­геря «5.900», где их встретили Цак и двое носильщиков. Цак с носильщиками собирались подняться вверх по ребру, но туман и снег задержали их в лагере «5.900».

2-го сентября Гущин и Шиянов продолжали спуск и благополучно добрались до ледникового лагеря.

Выслушав наших товарищей, мы подсчитали количе­ство оставшихся наверху продуктов и пришли к выводу, что третье сентября было последним днем, когда мож­но было надеяться видеть верхнюю группу, спускающуюся вниз по фирну к ребру. В противном случае надо было считаться с возможностью ее гибели.

В тот самый момент, когда мы вынесли это решение, Маслаев, находившийся на нашем наблюдательном пун­кте на скалах Орджоникидзе, прислал к нам носильщика с запиской. В этой записке был рисунок горы и на том месте, где находился последний лагерь, стоял крестик: «Здесь сидит, или стоит человек», – пи­сал Маслаев. Таким образом, мы узнали, что, по крайней мере, один из верхней группы пережил дни тумана и шторма.

Дудин и Харлампиев тотчас же отправились в лагерь «5.600», чтобы, во что бы то ни стало заставить носильщиков подняться вверх по ребру с продуктами. Вскоре после их ухода Маслаев прислал вторую записку, в которой писал: «Вижу двух человек, поднимающихся к вершине». Таким образом, в тот самый день, который мы считали последним днем для спуска, штурмовики продолжали восхождение.

4-го сентября утром мы видели, как два носильщика начали подъем из лагеря «5.600». Они дошли до лагеря «5.900», и через несколько минут уже не две, а три фигурки продолжали подъем – Цак присоединился к носильщикам. Через некоторое время они скрылись в скалах пятого жандарма. Целый день мы следили за ребром в бинокль, но сверху никто не спускался. Очевидно, носильщикам уда­лось подняться в лагерь «6.400». Помощь была подана.

5-го сентября из лагеря «5.600» спустился носильщик с запиской, написанной рукой Цака. Первые слова гласили: «Вершина взята, станция постав­лена».

7-го сентября штурмовики вернулись в лагерь, и мы узнали от них подробности восхождения.

30-го августа после того, как Гущин, Шиянов и Цак пошли вниз, штурмовики своевременно поняли опасность надви­гающегося тумана. Заблудиться в фирновых полях без спальных мешков  значило наверняка замерзнуть. Они своевременно вернулись в лагерь. Попытка нести станцию показала, что ее не удастся поднять на вершину. Поэтому, найдя неподалеку от лагеря участок твердого фирна, Горбунов и Абалаков уста­новили на нем радиостанцию.

31-го августа туман сгустился, надо было пережидать в па­латках. Рискуя заблудиться, Горбунов пошел проверить работу радиостанции. Она не работала. Он принес ее в лагерь, на 20-ти градусном морозе разобрал по частям, нашел неисправности и вновь собрал.

В ночь на 1-го сентября тяжело заболел Гетье. Сердце не выдержало страшного напряжения при попытке 30-го нести станцию вверх к вершине. Гетье неподвижно ле­жал в палатке с почти беспрерывной рвотой. Он не мог принимать ни пищи, ни питья.

В эту ночь температура упала до -45 градусов. В ночь с первого на второе сентября разразился страшный шторм. Ветер гнал тучи снега по фирновым полям. Снег пластами ложился на палатки. В палатке, где спали Гетье и Горбунов, от тяжести снега сломались стойки и утром альпинисты проснулись, погребенные под белы­ми пластами. Абалаков укрепил свою палатку ледору­бом и рюкзаком. Утром ему удалось вылезти наружу и крышкой от походной кухни откопать своих товарищей. Гетье по-прежнему был тяжело болен, Абалаков и Гор­бунов опасались рокового исхода.

2-го сентября шторм продолжался.

3-го сентября установилась хорошая погода. Надо было возможно скорее спускаться вниз. Из продуктов оставалась одна банка рыбных консервов и одна плитка шоколада. В слу­чае если бы вновь наступил туман, гибель группы от истощения была бы неизбежной. Но Горбунов решил иначе. Он считал необходимым, во что бы то ни стало выполнить задание, возложенное правительством на экс­педицию, и подняться на вершину. Он отлично отдавал себе отчет в риске, с которым было сопряжено даль­нейшее восхождение. Но не этот риск останавливал его. Его останавливала необходимость оставить тяжело боль­ного Гетье одного на целый день. Однако сам Гетье просил их не отменять восхождение из-за его болезни. Он уже третьи сутки боролся в ледяной пустыне со смертью, но согласился еще на один день от­срочить спуск в нижние лагеря, где его ждала помощь врача.

В 10 часов утра Абалаков и Горбунов, надев обледенев­шие штурмовые костюмы, отправились на последний штурм. Огромные фирновые поля лежали перед ними, поднимаясь крутыми перекатами к вершине. Неверный шаг грозил падением в трещину. Две маленькие фигуры альпинистов потонули в без­граничной белой пустыне.

Солнце уже перешло зенит, а вершина, казавшаяся такой близкой, все еще не была достигнута. Путь понемногу становился легче. Трещин больше не было, но давала себя чувствовать огромная вы­сота. Абалаков и Горбунов развязались. Абалаков, бо­ясь, что до вечера не успеет достигнуть вершины, по­шел вперед.

Когда он опередил Горбунова на 100 метров, послед­ний увидел рядом с Абалаковым самого себя. Горбунов протирал очки, но галлюцинация, вызванная  действием высоты на человеческий организм, не исчезала. Затем Горбунову пришло в голову, что они не успеют добраться до вершины.

«Остановитесь, – закричал он Абалакову, – надо вы­рыть в снегу пещеру и переночевать». И эта мысль была порождена действием высоты. Но­чевать без спальных мешков в снегу на высоте 7.000 мет­ров значило через 10 минут заснуть навсегда.

Не слушая Горбунова, Абалаков продолжал идти впе­ред. Вершина приближалась. Он достиг пологой ложбины у подножья вершинного гребня и приступил к пос­леднему подъему. Не рассчитав своих сил, он по­шел слишком быстро и в нескольких десятках метрах от вершины упал в снег. Отлежавшись немного, он под­нялся и на четвереньках преодолел последние метры пути.

Абалаков стоял на вершине пика Сталина. Безгра­ничная панорама горного мира раскрывалась под ним. Тысячи горных хребтов уходили за границы Китая, Аф­ганистана и Индии. Широкими белыми лентами, расчер­ченными темными полосами морен, извивались внизу ог­ромные ледники Федченко и Турамис. Белоснежная шап­ка пика Евгении Корженевской, соединенного с пиком Сталина общими фирновыми полями, была ближе всех других гор. Небо казалось темно-фиолетовым. Где-то внизу садилось солнце. С востока набегали легкие обла­ка, и фигура Абалакова, освещенная снизу солнечными лучами, бросила на них гигантскую тень. Абалаков под­нял руку, его двойник в облаках сделал то же движение.

Абалаков вынул походный альбом и сделал наброски окружающих горных хребтов, вершин и ледников. Ока­залось, что пик Евгении Корженевской расположен бли­же к пику Сталина, чем это было нанесено на картах. На северном склоне вершины Абалаков нашел выходы скал. Он сложил из камней небольшой тур и вложил в него в консервной банке записку с кратким сообщением о восхождении. Затем, пробыв на вершине около 45 ми­нут, он пошел обратно. Спускаясь вниз, он встретил Гор­бунова, продолжавшего подъем. Поднявшись на вершин­ный гребень и, не дойдя нескольких десятков метров до вершины, Горбунов заснял панораму и повернул обратно.

Была уже ночь, когда альпинисты вернулись в лагерь. Гетье, опасавшийся, что они заблудились или замерзли, услышал шуршание снега и голос Горбунова – «Вершина взята. Ноги целы». Горбунов боялся отморозить ноги, уже немного подмороженные при прошлогодней разведке пути на вершину. Однако, когда он снял шекельтоны, оказалось, что пальцы ног побелели и потеряли чувстви­тельность. Растирание снегом не помогло. Через полтора месяца Горбунову в Ташкенте ампутировали три пальца на левой и два на правой ноге.

На другой день, 4-го сентября установили исправлен­ную радиостанцию. После этого приступили к спуску. Больного Гетье вели под руки. Таким образом, можно было добраться до лагеря «6.400». Но спуститься так по ребру было невозможно. Абалаков мог страхо­вать на ребре только одного из своих больных това­рищей: или Горбунова, или Гетье. Спуститься же вдвоем и оставить третьего в лагере, не будучи уверенным в том, что удастся вновь преодолеть ребро, было нельзя. Положение казалось безвыходным. Но, подойдя к лагерю «6.400», альпинисты с радостью увидели возле палаток трех человек. За полчаса до их прихода, в лагерь «6.400» поднялся Цак с двумя носильщиками и продуктами.

5-го сентября пришлось провести в лагере. Абалаков, накануне ходивший без очков, ослеп. Задержка эта была тем более досадна, что отмороженные ноги Гор­бунова с каждым днем давали себя чувствовать все сильнее.

6-го сентября продолжали спуск. Абалаков страховал Горбу­нова. Цак, сам идя без страховки, страховал совершен­но ослабевшего Гетье. К вечеру добрались в лагерь «5.600» и седьмого спустились в «Подгорный лагерь».

Первым с носильщиками пришел Абалаков. Он шел своей обычной развалистой походкой. Видно было, что он легко перенес нечеловеческое напряжение последних дней. Через час после него в сопровождении Каплана и Маслаева пришел Горбунов. Он с трудом переступал от­мороженными ногами и тяжело опирался на ледоруб. Под глазами у него легли темные тени усталости. Значительно позже, когда уже совсем стемнело, доб­рался до лагеря Гетье, которого вели под руку Харлампиев и Дудин. Состояние сердца Гетье было очень пло­хим. Его сейчас же уложили в палатку, и доктор внима­тельно принялся за его лечение.

На другой день утром мы стали свертывать лагерь. На большом камне устроили тур и вложили в него алюминиевую коробку из-под кинопленки с подробной запиской о восхождении.

Маслаев высек на камне две надписи. Первая гово­рила о жертвах восхождения, в ней были упомянуты имена Николаева и Джамбая. Вторая гласила: «Здесь находился ледниковый лагерь 29-го отряда ТПЭ. Отсюда 22 августа 1933 г. штурмовая группа отряда начала восхождение на высшую вершину СССР – пик Сталина, высотой в 7.495 метров. Вершина взята 3-го сентября».

Свернув лагерь, мы тронулись в обратный путь. Горбу­нов и Гетье ехали верхом. Караван двигался настолько медленно, что только часть его к вечеру достигла «Подгорного лагеря». Остальным, в том числе Горбунову и Гетье, пришлось заночевать на морене ледника Бивачного. В «Подгорный лагерь» они прибыли на другой день.

В маленьком заброшенном в горах кишлаке Алтын-Мазаре мы организовали первое торжество в ознамено­вание нашего восхождения на пик Сталина. Был уст­роен спортивный праздник, в котором принимали участие наша альпинистская группа, местные киргизы и бой­цы, находившегося здесь взвода пограничной охраны. По окончании праздника были розданы призы и премии нашим носильщикам.

Наши больные понемногу поправлялись. У Гущина опу­холь руки становилась меньше и рана затягивалась. Сердце Гетье постепенно приходило в норму, и только Н.П. Горбунов

 все больше страдал от своих отморо­женных пальцев. Пальцы почернели, развивалась сухая гангрена.

После трехдневного пребывания в Алтын-Мазаре мы двинулись дальше, пересекли Алайскую долину и остановились в Дараут-Кургане.

В Дараут-Кургане мы ожидали автомобилей Таджикско-Памирской экспедиции, которые должны были прой­ти без дорог всю Алайскую долину. И действительно, 22 сентября, на левом берегу Кзыл-су показались три наших грузовика. Обратный переход по Алайской долине занял два дня.

Экспедиция была окончена.

Необходимо рассказать о судьбах некоторых участников этой экспедиции…

Горбунов Николай Петрович (1892-1938) – Петербург-Москва. Родился в Петербурге, где окончил частную гимназию им. «Карла Мая», далее учился в Санкт-Петербургском Университете – инженер-химик. Академик (географ), ученый секретарь АН СССР (с 1935). Выдающийся государственный деятель: с ноября 1917 секретарь Совнаркома и личный секретарь В. И. Ленина, один из выдающихся организато­ров советской науки – провёл большую работу по привлечению Российской академии наук и других научных учреждений к сотрудничеству с Советской властью. Начал заниматься альпинизмом в 1914 г. МС по альпинизму (1935). Являлся начальником Советско-Германской экспедиции на Памире в 1928 году, а затем, в 1932-1935 годах – начальником Таджикско-Памирской экспедиции АН СССР. В 1933 г. не дошел до вершины Сталина всего 200 метров… Приговорен ВКВС СССР 7.09.1938 по обв. в шпионаже. Расстрелян 7.09.1938. Реабилитирован 13.03.1954. 

Абалаков Евгений Михайлович (1907-1948) – Красноярск-Москва. ЗМС СССР – 1940. Родился в Енисейске в семье казака. Детство и юность провел в Красноярске. С 1927 – жил в Москве. Скульптор. Известен как первовосходитель на пик Сталина (Коммунизма) в 1933 г. Это было одно из пер­вых в мире восхождений на семитысячники. В самом начале войны добро­вольцем уходит в армию. До лета 1942 воюет под Москвой в составе Отдельной мотострелко­вой бригады особого назначения (ОМСБОН). С августа 1942  вме­сте с другими альпинистами прини­мает участие в обороне Кавказа. Преподавал в школе военного альпинизма и горнолыжного дела Закавказского фронта и совершал восхождения… Погиб в Москве, в результате нелепой случайности, в расцвете творческих и физических сил. Именем Евгения Абалакова названа вер­шина 6.446 м, расположенная между п. Ленинград и Бородино – Памир, хребет Академии Наук. Владимир Шатаев, президент Союза альпинистов и скалолазов России, мастер спорта, совершивший восхождение на Эверест: «Евгений Абалаков, без сомнения, самый выдающийся наш альпинист. Человек, во многих отношениях, замечательный. Его преждевременная гибель – результат нелепого несчастного случая». 

Гетье Александр Федорович (1893-1938) – Москва.  Боксер, тренер… Арестован 14 декабря 1937 г. Приговорен к расстрелу 8 января 1938 г. ВКВС СССР по обвинению в шпионаже и участии в к.-р. террористической организации. Расстрелян 8 января 1938 г. Реабилитирован 14 января 1965 г. ВКВС СССР». Почему был расстрелян А.Ф. Гетье – боксер и альпинист? По мнению редакции, секрет кроется в биографии его отца.  

Гетье Федор Александрович (1863-1938) – Москва. …был личным врачом семьи Ленина (и Троцкого). Штатный профессор  Кремлёвской больницы, основатель больницы им. С.П. Боткина… Только он один из врачей – не вызывал против себя отрицательной реакции Ленина. Ленин доверял ему. «…Гетье отказался подписать протокол о вскрытии тела Ленина. Действительно, Гетье не указан среди врачей подписавших «Акт патологоанатомического вскрытия тела В.И. Ульянова-Ленина», хотя его имя значится в составе комиссии, производившей эту процедуру».  

Гущин Данил Иванович (1895-…) – Москва. Рабочий, телефонный техник, фотограф-любитель. Был выдающимся альпинистом. Летом 1933 г. Д. Гущин вместе с Е. Абалаковым и Н. Горбуновым участвовал в первом штурме п. Сталина (Коммунизма), и только тяжелый приступ горной болезни, случившийся из-за перенапряжения – он нес тяжелую метеорологическую аппаратуру для установления на вершине – не позволил ему подняться на высочайший пик… 1938 – первый траверс Безенгийской стены от Шхары до Гестолы группой в составе Е. Белецкий (рук., Ленинград), А. Бердичевский (Ленинград), Д. Гущин (Москва), И. Леонов (Нальчик).

 Цак Антон (1903~1975) – Австрия-Москва-Австрия. Член туристской рабочей организации «Натюрфрейнде», активист ее коммунистической фракции. Впервые попав в горы в 1920, стал постоянно совершать восхождения и проводить учебную работу среди членов своей партийной организации. На его счету восхождения в Альпах: Гросс-Глокнер, Дахштайн, Венедигер, Фрейгар, Пфафф, Цукергютль. Много восхождений совершил в Татрах. В 1928 – впервые приезжает в СССР, с группой австрийских рабочих на Мировую спартакиаду, проходившую в Москве. В 1930  (или 1931) Цак второй раз приезжает в СССР, с группой рабочих-туристов. В этот раз был совершен ряд восхождений в горах Кавказа – Фытнаргин, Эльбрус. Вскоре А. Цак получает приглашение от одной хозяйственной советской организации и приезжает в Советский Союз на работу в качестве дипломированного специалиста. Работал на Мытищинском машиностроительном заводе. Летом успешно работает в Домбайском альплагере. Сразу включается в активную общественную работу по альпинизму и вскоре становится членом горной секции ЦС ОПТЭ. 1931 – А. Цак работает инструктором в первом высокогорном лагере «Адыл-су» под руководством В.Л. Семеновского. 1932 – участие в экспедиции Н.В. Крыленко на Памире, где в связке с новым другом – В.А. Воробьевым (активист горной секции ОПТЭ и классный альпинист) совершил 7 интереснейших пв на безымянные вершины высотой 6000 м в районе л. Беляева и п. Гармо, а также полностью разведали узел соединения хребтов Петра Великого и Академии наук. 1933 – официально назначен зам. начальника Памирской экспедиции Н.П. Горбунова, целью которой являлось восхождение на пик «7495» (п. Сталина). Цак поднимается до высоты 7.000 м, но от дальнейшего восхождения отказывается из-за обморожения ног. Летом 1934 работал инструктором в первой передвижной школе инструкторов («Рабфак во льдах») в Безенги у В.Л. Семеновского, а затем во Всеармейской альпиниаде на Эльбрусе. 1935 – присваивается звание «Мастер советского альпинизма». О своей альпинистской деятельности в Советском Союзе, Цак говорил так: «Я считаю себя советским альпинистом, ибо самые серьезные восхождения я совершил не в Альпах, а в СССР. Кроме того, именно в СССР я получил наиболее полную возможность использовать свой накопленный в горах опыт и свои знания техники для работы в интересах большевистской партии, и в интересах того великого дела, за которое она борется». В 1937 Антон Цак вместе с женой был принудительно депортирован из СССР.

 Шиянов Георгий Михайлович  (1910-1995) – Москва. В 1935 г. окончил лётную школу. Летчик-испытатель 1-го класса. Герой Советского Союза (1957), Заслуженный лет­чик-испытатель СССР (1959). Капитан. Награжден двумя орденами Ленина (1942, 1958 гг.), двумя орденами Красного Знамени (1942, 1947 гг.), дву­мя орденами Отечественной войны 1-й степени (1943, 1945 гг.), медалями. Альпинизмом начал заниматься в 1931 г.  С той поры совершил немало восхождений в летних и зимних условиях на Центральном и Западном Кавказе, в хребтах Академии наук и Петра Первого на Памире. Наиболее значительным было участие в первом штур­ме высочайшей вершины СССР – пика Сталина в 1933 году, где он был одним из участников и только тяжелое забо­левание заставило его спуститься вместе с раненым Д.И. Гущиным с высоты 6.900 м. За подготовку инструкторов по горнолыжному спор­ту в зимних альпинистских походах на Кавказе в 1936 получил именные золотые часы от тов. К. Е. Вороши­лова. «Вы спрашиваете, чем меня притягивает альпинизм? – сказал Ю.М., незадолго до этого вернувшийся из похода по Высоким Татрам и Крконошу (Чехословакия). – Пре­жде всего, присущей ему романтикой. Своеобразием гор­ной природы».